Пока было светло, я устроил им маленькое насестье рядом с электрической лампочкой и настежь распахнул палатку:
— Пожалуйте, гости дорогие!
Нам так хотелось тепла, что невольно верилось поэту:
Ласточка с весною
В сени к нам летит…
Ласточки покружились, обследовали мое устройство и, найдя его подходящим, уселись, плотно прижавшись друг к другу. Их было ровно десять.
Позднее я зажег свет. Это нисколько не обеспокоило их. Мы пили чай и с каким-то благоговением поглядывали на желанных посланцев весны.
Наши гости были удивительно спокойны. Я брал одну из них, согревал под полушубком и опять садил на жердочку. При этом они не бились, как другие птицы, не защищались.
Ночью они изредка переговаривались, и я не мог понять причины.
Когда рассветало, я открыл палатку. Потрогал одного самца за нос и говорю:
— Не пора ли вставать, гости дорогие…
Он пропикал что-то невнятное и спрятал крохотный носик в нагрудных перьях. После его писка в палатку влетела одиннадцатая ласточка и, выбрав место, спокойно прижалась к подругам.
Вот, значит, с кем они переговаривались; по своей вине она всю ночь мерзла на палатке.
Утро было таким же холодным, как вчерашний день, и ласточки покинули нас только в девять часов.
…Вечером ласточки к нам не вернулись. Днём потеплело, и они, по-видимому, полетели дальше возвещать приближение тепла, приближение настоящей весны…
А недалеко от палатки черемуховый куст весь оделся белоснежным цветом. Это всегда у нас так: зацветает черемуха — жди снега…
