Утренняя звезда - [79]

Шрифт
Интервал

Артистка умолкла. Гремят рукоплескания.

— Браво, Конта!

— Мерси, мадемуазель!

— Восхитительно!

Конта раскланивается, словно перед ней не толпа оборванцев, а изысканная публика придворного спектакля.

Овация усиливается. Какой-то мужчина — по виду рабочий или ремесленник — протягивает артистке красно-синюю розетку. Она прикалывает ее к шляпке и прижимает обе руки к сердцу в знак благодарности.

— Вот это женщина! Королева!

— Получше королевы!

— Долой австриячку! Да здравствует Конта!..

…Барабанный бой! Овация оборвалась! Все взоры обратились туда, где под дробь барабана, с белым флагом, шагала группа людей.

Это новая депутация из ратуши. Она явилась уговорить народ разойтись, а коменданту Бастилии предложить вывести гарнизон швейцарцев.

Депутатов окружили, начались бурные пререкания:

— Мы не разойдемся!.. Так и скажите вашему комитету…

— Пусть сперва сдадут Бастилию!..

Депутация двинулась к воротам крепости. За ней устремилась и некоторая часть толпы. Подъемный мост через крепостной ров, по которому недавно прошел Тюрьо, был все еще спущен. Депутация, подняв белый флаг, прошла в первый наружный двор, но загремели цепи, и мост стал медленно подниматься. Депутаты остановились. Вдруг с крепостной стены грянул ружейный залп. Трое упали, остальные бросились в бегство…

Исступленный рев раздался над площадью… На груду камней, только что служившую эстрадой артистке, вскочил сержант Гош.

— Что здесь происходит? — загремел он. — Неужели вы позволите разбойникам убивать вас? Вы слышали стихи, которые прочла нам эта артистка? «Пусть разобьются наши оковы!.. Пусть сгинут коварство и зло…» А я добавлю: пусть поскорее рухнут эти проклятые стены, воздвигнутые тиранами! Бастилия должна быть нашей!

— В Бастилию! — подхватил народ.

— Граждане! — говорит Гош. — Оружие у нас теперь есть. Но нужны хорошие командиры!

— Ты и будь командиром! — кричат ему. — Веди нас, сержант!

— Нет! Есть, более опытные… Господин Эли, офицер королевских войск, изъявил готовность служить нации. Я знаю господина Эли и предлагаю избрать нашим командиром.

Одобрительные возгласы, рукоплескания…

Гош сходит с возвышения, обнажает саблю. Эли, в офицерском мундире, строит колонну… Короткая команда — и авангард, предводительствуемый Эли, устремляется к воротам Бастилии.

Вот они уже в первом наружном дворе… Двое смельчаков бросаются к гауптвахте и принимаются рубить топорами цепи подъемного моста. Сверху, с ближайшего бастиона, офицер кричит что-то, очевидно требуя очистить двор. Двое добровольцев продолжают наносить бешеные удары по цепям. Наконец цепи разрублены, огромный мост опускается с оглушительным грохотом… Авангард хлынул на мост и ворвался во второй крепостной двор, по ту сторону рва. Здесь еще мост, он тоже поднят. Залп с крепостных башен… Несколько человек падает.

Эли командует:

— Огонь!..

Штурмующие вскидывают ружья, гремит ответный залп. С бастиона снова стреляют. Еще несколько человек, обливаясь кровью, свалилось на камни.

Перестрелка продолжается. Толпа, оставшаяся на площади перед воротами, гудит. Гош, построив вторую колонну, ведет ее на помощь авангарду.

Из-за крепостной стены вздымается густой клуб дыма. Это Эли, заметив во втором дворе несколько возов с соломой, приказал поджечь их. Блестящая мысль! Дымовая завеса прикрывает штурмующих, мешает осажденным вести прицельный огонь… Пылает солома, занимаются соседние строения. Дым валит все гуще и гуще, несется над площадью.

В сумятице Егор опять разлучился со своими спутниками. Где же они? Должно быть, Павел Строганов тоже там, в одной из колонн. А Жильбер Ромм и Марат? Едва ли они участвуют в бою — они стары и немощны… Но что же делать ему, Егору? Он-то молод и здоров. «Есть ваше имя в списках или нет, — сражаться вам никто не запретит!» Это верно. Но как? У него нет ни ружья, ни шпаги, ни топора. А если бы и были? Ему и на кулачках драться никогда не приходилось. Он не один такой: вокруг множество людей, французов… Безоружных и наблюдающих. Только и остается, что оставаться здесь и следить за битвой, хода которой он не понимает.

Но куда девалась эта чудесная актриса, которую народ нарек своей королевой? Не видно ни ее, ни Дюгазона…

Вдруг Егор заметил Ерменева. Да, да, это он! Взобрался на груду камней, в руке у него какая-то книга… Ах, это альбом! Конечно, альбом! Ерменев рисует. Отсюда видно, как быстро движется его рука, набрасывающая штрихи на альбомный лист. Он поминутно обводит быстрым взглядом толпу на площади, столбы дыма за стеной, крепостные башни.

…Снова гремит залп, на этот раз пушечный. На штурмующих сыплется град картечи.

На площади усиливается тревога. Ну да, ведь у них там пушки! Это же могучая крепость! Разве ее одолеешь ружьями и пиками? К осажденным прибудут подкрепления. Из Сен-Дени, из Версаля — мало ли откуда! Тогда конец! Они раздавят все это скопище, расстреляют из пушек, растопчут копытами.



Слышится боевой сигнал трубы, дробь барабанов. Вот, кажется, свершилось то, чего опасался народ!

Войско приближается. Это целый полк, пожалуй, даже больше… Пронзительно звучит боевой сигнал горниста, трещат барабаны.

Но что это? Впереди войска человек в гражданском платье, с ружьем через плечо и саблей на боку. Он поднял флаг, наскоро сшитый из красной и синей полос.


Еще от автора Евгений Львович Штейнберг
Индийский мечтатель

Книга для детей старшего и среднего возраста о приключениях русских посланников в Индии в конце XVIII начале XIX веков.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.