Утренняя звезда - [34]

Шрифт
Интервал

…Майским вечером Ерменев шел вверх по Никитской, направляясь в сторону Кудринской. Липы и клены за заборами оделись молодой листвой. Было тепло и тихо. Пахло нагретой за день землей, свежей травой, немного дымом от разведенных к ужину очагов.

Пройдя Кудринскую площадь, Ерменев свернул на Пресню и подошел к знакомому дому. Сумароков вернулся только на днях. Слуги чистили мебель, скребли паркет, распаковывали и расставляли утварь. Однако в кабинете уже сидели гости: двое актеров из казенного театра и старинный приятель Александра Петровича, писатель Аблесимов, в потрепанном платье, в стоптанных башмаках.

— А, Иван! Явился. Не заставил ждать! — воскликнул хозяин, завидя входящего Ерменева.

Он пошел навстречу художнику и крепко его обнял.

— Ну вот и хорошо! Кто старое помянет, тому глаз вон! Ведь не сердишься?

— Как видите! — улыбнулся Ерменев. — Только узнал о вашем возвращении, тут же поспешил…

— Спасибо, дружок! — Сумароков приложил платок к глазам. — От кого же сведал?

— От Петруши Страхова, вашего ученика.

— Так, так… Я рад. Наконец мы опять в Москве. Несчастная столица! Мало было ей мора, так еще мятеж ужаснейший! Должно быть, тебе, Иван, здесь не сладко пришлось.

— Как же! В плену побывал. Да ничего, уцелел.

— Слава богу! Хвала доблестным нашим военачальникам! — Приоткрыв дверь, Сумароков крикнул: — Приведите малыша!

Через несколько минут старик Антип ввел Егорушку. Он был умыт, причесан, одет в скромный, но приличный кафтанчик.

— О, старый приятель! — с искренней радостью воскликнул Ерменев. — Небось не признал?

— Дядя Ваня! — тихо сказал мальчик.

Художник поднял его на руки, Егорушка радостно засмеялся.

— Вот что, Егор! — сказал Сумароков. — Прочитай-ка нам стихи. Опусти его на пол, Иван!

Мальчик одернул кафтанчик, выставил вперед правую ногу, поднял вверх руку и начал сперва робко:

К тебе, Москва, к тебе взову!
Взведи глаза во край днесь дальний,
Возвысь унывшую главу
И ободри свой дух печальный!..

Понемногу оправляясь от смущения, Егорушка произносил стихи все более уверенно:

Императрица, слыша стон
Врученна ей народа богом,
Слезами окропляет трон
И зрит Москву во бедстве многом.

Перейдя к описанию бунта, мальчик повысил голос и, подражая своему учителю, нараспев, с легким завыванием прочитал:

Весь Кремль наполнен тварью сей,
Оставши силы града слабят
И дом Москвы почтенной всей
Перед народом явно грабят.

Еще громче, как бы ликуя, Егорушка воскликнул:

Избавилися мы рукой
Всещедрыя императрицы,
Войди с веселием покой,
Войди в российские границы!..

— Ну, каково? — спросил Сумароков.

— Прекрасно! — сказал Аблесимов. — Это чья же ода?

— Моя! — ответил Сумароков с гордостью. — В деревне сочинил, как дошел слух о московских происшествиях.

— Высокая поэзия! — молвил Аблесимов, зажмурившись от удовольствия. — Сколько благородства, какая торжественность!

— Чудо! — с восторгом воскликнул один из актеров. — Даже в бедствии, в глуши деревенской не умолкает сумароковская муза.

— А ты, Иван, что скажешь? — спросил автор.

— Стихи хорошие, — отозвался Ерменев сдержанно.

Сумароков пытливо поглядел на него:

— Кажется, чего-то недоговариваешь?.. Так вот, знай! Я долгом своим почел прославить подвиги избавителей наших. Кабы не великая государыня и ее славные сподвижники, конец был бы Москве!.. Да и не одной Москве! Грешили мы вольнодумством, а ныне настали иные времена…

Воцарилось молчание. Потом актер сказал:

— А мальчонка изрядно декламирует. Чем не артист?

— Может, когда-нибудь и станет артистом, — ответил Александр Петрович. — Но еще рано. Пусть подрастет, поучится уму-разуму.

Вошел Петруша Страхов. Учтиво поклонившись, он скромно остановился у порога.

— Пожалуй сюда, господин гимназист! — пригласил хозяин.

Петруша приблизился и, увидев малыша, воскликнул:

— Да ведь это Егорка!

— А ты его откуда знаешь? — удивился Ерменев.

— Соседи! В прошлом году пропал он, ни слуху ни духу…

— Петруша! — сказал тихо Егорушка. — Где мой батя? Где брат Вася?

Петруша замялся.

— Живы, — сказал он. — В деревню ушли. Обещали вернуться…

— Видишь, Егор, — сказал Ерменев. — Стало быть, ты не сирота.

Сумароков нахмурился:

— Ему и у меня неплохо. Не так ли?

— Мне здесь хорошо!

— А теперь простись с гостями и ступай к себе! Спать пора!

Пристукнув каблучками, мальчик пошел к дверям.

Сумароков, как бы заглаживая недавнюю вспышку, обратился к Ерменеву:

— А ты, сударь, верно о театре нашем позабыл?

— Помню! — ответил художник. — И от слов моих тогдашних не отрекаюсь.

— Вот это славно! — Сумароков дружески потрепал его по плечу. — Я уже с этими господами потолковал. Они согласны к нам перейти, скучно им в казенном театре.

— Истинно так! — откликнулся один из актеров.

— Только позовите — на крыльях прилетим, — поддержал другой.

— Знаю! — сказал Александр Петрович. — Труппу соберем отменную. Я еще одну артистку привез… Скоро вам покажу — не нахвалитесь! Истинный талант и собой хороша!

— Дуняша? — спросил Ерменев, слегка побледнев.

— Она! Я особую горницу ей отвел, словно барышне. И отцу ее, Кузьме, дозволил в Москву переселиться, на оброк. Мужик честный, почтительный, не чета разбойникам да смутьянам. Отчего ж такому не оказать милость? Пускай близ дочери живет, пускай торгует — мне не жаль!


Еще от автора Евгений Львович Штейнберг
Индийский мечтатель

Книга для детей старшего и среднего возраста о приключениях русских посланников в Индии в конце XVIII начале XIX веков.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.