Утренняя заря - [97]

Да, подлостью, подлостью Дымного, вернее, Ене Халлера. Он обманул их, выдав себя за мученика и героя будапештских баррикад, а на самом деле был просто нечист на руку, чего этот отъявленный циник и сам не отрицал.

— Пустяки! — усмехнулся он в ответ на заданный ему вопрос. — Что значат эти несчастные деньги? Да и стибрил-то я не больше десяти тысяч… Чего ты расшумелся? Все это не стоит и плевка! Своей растратой я тоже подрывал этот коммунистический строй. Так-то, куманек!

Ложью оказалось и то, что Халлер говорил о толпе, уподобляя ее музыкальному инструменту. И доказательствами этой гнусной лжи являются два отобранных карабина и автомат — у Дымного, младшего Холло и у него, Золтана, — и жгучая боль в ребрах от метких ударов кулаками; ведь и Золтана вместе с остальными национальными гвардейцами выбросили с кооперативного двора. Однако за эту кулачную расправу Золтан был зол не на членов кооператива, а на того же Дымного. Он не хотел, боялся думать об этом, опасаясь, как бы, сорвав завесу с Дымного, ему не пришлось посмотреть в глаза правде, неизвестной ему, тревожной правде членов кооператива имени Дожа…

Таково было душевное состояние Золтана, когда вечером он грелся у кафельной печки в сельсовете. Около десяти часов явились отец с младшим Холло и заявили, что этой ночью решено захватить на дому врасплох руководителей сельскохозяйственного кооператива, арестовать их и отвезти в Дьер.

«Отвезти в Дьер» — эту формулировку придумал младший Холло по дороге в сельсовет, чтобы задуманная им расправа прошла как можно глаже и чтобы о ней знало как можно меньше людей. Самое важное, думал он, связать пленников ремнями, остальное уж будет детской забавой. Автомобиль они достанут — возьмут из гаража «шкоду» ветеринара Погачаша — и, когда в два часа ночи выедут на шоссе, повернут не направо — к Дьеру, а налево — к пруду. На машине они будут вдвоем: он и Дымный, а сзади связанные, с кляпами во рту, пленники…

План ареста, который младший Холло объяснил в сельсовете, заключался в следующем: две вооруженные группы войдут к Форгачу и к Дьере. В первой группе будут младший Холло, Дымный и Золтан, во второй — старший сержант Шебе, унтер-офицер Холло и обер-лейтенант Лютц. Остальные национальные гвардейцы остаются в резерве в здании сельсовета. Там же должен находиться и господин старший нотариус Машат. Когда задание будет выполнено и лисий хвост окажется в капкане, Машат, как председатель национального совета М., то есть облеченное властью лицо, даст им сопроводительное письмо, чтобы отвезти пленников в Дьер.

Золтан все это выслушал молча, взял карабин и, кивнув головой отцу, вышел.

На улице было темно и грязно; пронизывающая сырость, казалось, забиралась под одежду. Дома стояли слепые, с закрытыми ставнями. Тишина. Только гудели телефонные провода да плескалась вода в лужах, когда в них по щиколотку погружалась нога.

— Сюда! Огородами! — скомандовал младший Холло, когда отряд подошел к стадиону. — Ворота у них, конечно, на запоре. Если начнем стучать, только соседей разбудим.

Минут через пятнадцать они были у дома Форгача.

— Здесь собака, подождите! — предупредил Холло и опустился на четвереньки. Не было видно, что он делает, голос его, обращенный к собаке, звучал словно из-под земли. Через некоторое время он окликнул своих спутников: — Можете идти! Готово. Это была дворняга. От страха забилась в подполье. А ворота закрыты только на задвижку. — Все осторожно пошли за младшим Холло. — В доме свет, — предупредил их командир группы. — В кухне горит лампа. Тихо, ребята, на цыпочках…

Они крались вдоль стены и, только оказавшись на пороге дома и заглянув в кухню, увидели, что все их предосторожности были излишними.

В кухне, возле разрисованной цветами плиты, спал старик. Пенсне свалилось у него с носа, на коленях лежала книга. У него были мягкие желтовато-седые волосы, отвислые усы, кончики которых торчали, как у кошки, а красные щеки напоминали яблоки из Шовара. Его узловатая рука, мирно лежавшая на коленях, была похожа на корень старого грушевого дерева.

При этом неожиданном зрелище Золтан растрогался, младший Холло начал потирать подбородок, а Дымный засмеялся.

— Пустите меня! — сказал он и нажал на дверь.

Дверь открылась сразу, даже не заскрипела. Дымный вошел и с ловкостью карманного воришки стащил у старика с колен книгу.

— «Странный брак» Кальмана Миксата, — удивился он. — Эй ты, отец! — И он поддал старику под подбородок. — Зачем тебе «Странный брак»? Ты ведь на это уже не способен! У тебя только слюнки будут течь, когда станешь читать такое.

Старик испугался, заморгал, но нервы у него, очевидно, были крепкие, потому что он с удивительной быстротой пришел в себя.

— Вам кого? — спросил он низким, твердым голосом.

— Эту сволочь, Форгача!

— Его нет.

— А где он?

— В надежном месте, в конторе кооператива… И дочь моя, его жена, тоже там, понесла ему ужин.

— Слышите? — Дымный обернулся к Золтану и младшему Холло. — Ему просто везет, этому Форгачу! А может быть, — глаза его зло и угрожающе засверкали, — его кто-то предупредил?

— Дурак ты! — бросил младший Холло. — Кто мог его предупредить? Уж, конечно, не я, а больше некому, так как я один был твоим же сообщником.