Утренняя заря - [63]

— Председатель… Где председатель?

— Я здесь! — откликнулся стоявший позади Кесеи коренастый, невысокого роста, крепкий крестьянин, одетый во все черное, — председатель комитета по разделу земли из П.

— Все фамилии записаны? — спросил его Кесеи.

— Все. Теперь нужна только шапка да девочка — невинное существо.

— Пожалуйста, — Горкунов протянул ему свою новенькую офицерскую фуражку.

— Маришка, поди-ка сюда, — поманил Кесеи девочку лет десяти с черными как смоль волосами, которая, прижавшись к юбке матери, с любопытством наблюдала за всем происходящим из-под порхающих ресниц.

— Ой, Фери! — оробев, сказала вместо девочки ее мать, сестра Кесеи, и заплакала. — Господи, только бы ей от этого хуже не было…

— Хуже? Ей-то? — проговорил Кесеи, обняв сестру. — Не реви, Мари, ее ждет хорошая судьба. Она только из книг будет знать, что такое жандарм и барон. Ну, милая, — и он присел на корточки перед девочкой, — посмотрим, какая ты смелая. Вот тебе шапка, это фуражка того русского дяди. Сунь туда руку и вытяни одну бумажку из этой кучи, сначала только одну.

Девочка, улыбнувшись, робко прильнула к дяде Фери. Закрыв глаза, она сунула кулачок в фуражку. Покопавшись там, как мышонок в муке, она вынула руку и подняла ее вверх, держа в ней свернутую в трубочку бумажку.

— Молодец, маленькая моя, — похвалил ее Кесеи. — Ну, а читать ты уже научилась?

— Да.

— Тогда разверни бумажку и прочитай, что в ней написано.

Девочка кивнула головой, показывая, что она понимает, чего от нее хотят. Она развернула бумажку и серьезно, нахмурив лоб, стала разбирать написанное по слогам.

— Э-ра-зи Ка… — Тут она сглотнула слюну. — Карой. Шестнадцать хольдов.

— О-о-о… — вырвался из груди собравшихся вздох удивления, похожий на звук, издаваемый пухом, вырывающимся из рваной перины, когда по ней ударят.

Цыганский оркестр грянул туш. Бил барабан, звенели литавры.

— Эрази, где ты? — Председатель заволновался и крутил головой из стороны в сторону.

— Скандал! — прошептал Бицо на ухо Кесеи.

— Почему скандал?

— Так он же исчез! Как мы сюда приехали, он сразу и исчез куда-то.

— Ну и что?.. Вон он идет. Не видишь?

Толпа расступилась и пропустила вперед Эрази.

— Счастливчик!

— Надо же, только не ему бы сначала надо…

— Ладно, брось, дым всегда на дураков садится.

А председатель тем временем кричал:

— Не бойтесь, земли всем хватит!.. Колышки у тебя есть? — спросил он у Эрази.

— Есть, — сказал тот с таким выражением, будто его пытают и бьют по лицу.

Из-под синего, доходящего до щиколотки крестьянского фартука он достал грубо вытесанные из акации колышки и, окончательно смутившись, сначала держал их как большие, сделанные для великанов карандаши, а потом взял на руки, как мать берет запеленатого младенца.

— Пардон, — вмешался священник, прокладывая себе дорогу в толпе. — Позвольте мне благословить этот благородный акт. Мои верующие приняли бы это с благодарностью, господин Кесеи.

Кесеи впервые с тех пор, как его знал Бицо, так растерялся, что не знал, что на это ответить. Он глядел то в небо, то на свои башмаки. Он покашлял, затем нервно одернул полы своего пиджака.

Но священник — мужчина лет сорока, с густыми бровями, с черными, как у цыгана, волосами, выглядевший скорее управляющим имением, чем слугой божьим, — не отступал. Он стоял рядом и ждал ответа.

— Так ведь… — произнес наконец Кесеи, не осмеливаясь взглянуть ни на Бицо, ни на Горкунова. — Я вроде бы не против. Можно и благословить, только покороче… И конечно, только в интересах дела.

— Естественно, — непринужденно одобрил его слова священник. — Где ж будет этот участок? Где шест на межу поставят? Покажите это место, господин председатель.

— Вот, — указал председатель комитета по разделу земли из П. прямо перед собой. — То самое место, где, по словам стариков, виселица стояла.

Священник кивнул головой. Ссылку на казнь он дипломатично пропустил мимо ушей. Широким жестом он подозвал своих служек и, подняв лицо к небу, начал творить молитву:

— Agimus tibi gratias, Omnipotens Deus…[27]

Затем он взял из рук стоящего справа служки сосуд со святой водой. Мягко, ритмично водя рукой, он обрызгал жирную коричневую землю, вспаханную осенью, и низким, идущим из глубины груди голосом начал петь, но тут-то и потерпел фиаско.

Дело в том, что его соперниками стали шумные музыканты из Ж. — духовой оркестр, заигравший в этот момент марш Ракоци.

— Это я приказал, — проговорил председатель комитета из П., потянув к себе Кесеи за полу пиджака. — Чего он тут фокусы у тебя разводит? Мог бы и наш священник прийти, протестантский.

— Теперь уже все равно, — с облегчением засмеялся Кесеи. — Несколько капель святой водицы — от этого ни лучше, ни хуже не будет… Давай колья… — обернулся он к Эрази, который все еще обнимал свои колышки. — Кари, забивай их в землю.

— Ну… спасибо, Феруш, — выговорил Эрази, подняв на Кесеи глаза.

В них можно было увидеть выражение верности, благодарности и даже, кажется, предательски блеснувшие слезы.

— Это не меня благодарить надо, — ответил Кесеи, тоже смутившись. — Да забивай же ты эти колья, чего ты, приятель, тянешь!

Но удар по первому колышку обухом топора, кем-то протянутого Эрази, почему-то не получился. И тут Горкунов, стоявший ближе всех, подскочил к Эрази, выхватил у него из рук топор и лихо ударил по колышку.