Утренняя заря - [48]

Начав читать бумагу, Бицо заставил себя идти по правильному пути, мыслить в строгом соответствии с линией партии.

Некоторое время в кабинете стояла тишина. В окно влетела ранняя лимонно-желтая бабочка. Она перезимовала куколкой, а теперь необычная для весны жара, видимо, пробудила ее к жизни.

Порхнув раз-другой, бабочка пролетела через всю комнату, словно для того, чтобы сделать несколько кругов почета, а затем — оп! — вылетела в окно.

— Ну, теперь вам стало понятнее? — спросила посетительница, когда Бицо закончил читать и положил бумагу перед собой.

— Еще бы! — ответил Бицо, хитро посмотрев на нее, чтобы она не поняла, что он хочет сказать этими словами.

— Итак?

— Итак… Вообще-то давайте подождем. Сначала один вопрос.

— Ну что ж!

— Вот этот Хоремпе, которого вы предлагаете сделать членом национального комитета, это что, тот самый Хоремпе с улицы Киш?

— Конечно!

— Тогда я вас не понимаю.

— Чего вы не понимаете? — вспыхнула дама. — Это крестьянин, у него образцовое хозяйство на сорока хольдах, его выбирали сельским старостой, он был постоянным членом сельского выборного совета…

— Да, а кроме того, он был руководителем предвыборной кампании господина каноника, который… знаком вам, благородная дама… Словом, он состоит в христианской партии.

Бицо сглотнул слюну и вытер лоб. Он смущен, даже вспотел, потому что вместо «знаком» чуть было не сказал «любовник».

Но женщину его слова нисколько не тронули.

— Ну и что же? — спросила она, подняв брови. — Он может изменить не только свою партийность, но и веру. Кому какое дело до того, что Хоремпе вступил теперь в партию мелких сельских хозяев? Нам это подходит, а подходит ли вам — это неважно.

— Верится с трудом, — проворчал Бицо, едва открывая рот. — Если бы это было так неважно, как вы говорите, — теперь он уже резко, задевая ее самолюбие, с издевкой бросал слова, — то зачем же вы сюда пришли? Зачем вы пичкаете меня своим протоколом?

— О…

Вот и все, что он услышал в ответ.

Дама закусила губу, опустила глаза и начала возиться с замком на сумке. На лице ее — кроткая, покорная улыбка.

Бицо, которому кровь ударила в голову от успеха, от легкой победы над дамой попался-таки на ее крючок.

— Личность господина Хоремпе, — воскликнул он, размахивая протоколом, — это еще беда невелика! Есть личности и поважнее, например Денеш Сабари, которого вы настоятельно рекомендуете нам в заместители начальника полиции. Как вы это себе представляете? Он же был поручиком, военным комендантом на вашей фабрике, к тому же… — На языке у него уже вертелось слово «хахаль», но он отказался от этого выражения как великодушный противник и рыцарь. — Нет! О нем и речи быть не может! — сказал он. — И хватит о Сабари. Лучше бы вам вычеркнуть даже имя его из протокола.

— Почему? — женщина сделала большие глаза. — Он же участвовал в Сопротивлении!

— Кто? Сабари? Этот собутыльник эсэсовцев?

— Да, он. Имеются свидетели, серьезные компетентные люди: это я уговаривала его пить и гулять с ними, чтобы воспрепятствовать эвакуации жителей села.

— Это еще что за новости?

— Могу повторить: чтобы воспрепятствовать эвакуации жителей села. Группенфюрер Нойман и три его помощника, размещавшиеся в моем доме, получили приказ о полной эвакуации села. Если бы не Сабари, если бы не его истинно венгерское радушное гостеприимство, которое свалило их с ног, эти звери всех бы тут растерзали, они сровняли бы село с землей… Что вы смеетесь? Может, вы мне не верите?

— Да, не верю! — ответил Бицо, вытирая выступившие от хохота слезы. — Ни слова правды в ваших словах нет, благородная дама. И ваш центр, то есть центральный комитет партии мелких сельских хозяев, не может быть настолько наивен, чтобы принять это за чистую монету.

Он смял копию протокола в кулаке, сделав из него шуршащий бумажный шар, и уже был готов бросить в угол, но тут дама подскочила, будто на пружинах, и схватила его за руку.

— Как вы смеете? — Ногтями она впилась Бицо в запястье, дернула бумагу к себе. Одно мгновение — и добыча оказалась в ее руках. — Вы, вы… наивный человек! — прошипела она, расправляя помятую бумагу. — Писака, лунатик — вот кто из вас может получиться, но только не политик! Здесь, в правом углу, стоит имя, почему вы его не прочитали? Доктор Пал Яцко! Знаете ли вы, кто это? Губернатор области! Он состоит в партии мелких сельских хозяев, вчера приехал сюда, переночевал в моей квартире. Господин губернатор — друг моего сына. Вот кто был инициатором создания партийной организации! И он одобрил не только это! И требования наши, и кандидатуры тоже! Вы же… вы личинка большевистская! Думаете, мы вас испугаемся? Да мы и вашего эмиссара, этого Кесеи нисколько не боимся! За кем пойдет большинство жителей села, кого оно поддерживает? Нас, мой милый, нас! Защитников религии, отечества и частной собственности…

— Ложь!

— Да? А эти списки что-нибудь да значат! — продолжала она, роясь в сумке своими дрожащими, скрюченными, как когти птицы, пальцами. — И эти подписи! Не бойтесь, Гашпар Хоремпе свое дело знает. Он собрал для нас вчера вечером больше трехсот избирателей. А вы и ваша партия? Что она собой представляет? Какую-то карликовую партию! Сколько вас тут шатается? Кто вас сюда назначил на ведущие посты? Ну ладно, оставим это! Я спрашиваю вас в последний раз: передадите ли вы наши требования по назначению?