Утренняя смена - [37]

— Что же вы думаете делать?

— Вернуться.

Чжоу сам не знал, как у него вырвалось это слово, но он тут же понял, что иного ответа он и не мог дать.

Григорьев нахмурился.

— Вернуться?

Чжоу встревожился, не понял ли Григорьев его превратно. Письмо отца послужило толчком, но не к отцу собирается он вернуться. Волнуясь и путаясь в словах, повторил перед Григорьевым все обвинения, которые адресовал самому себе. Там, в многоэтажных конторах Нанкина, в тесных фанзах Хунани, в угольных копях и на скрипучих джонках, на рисовых полях и в университетских аудиториях, ни на мгновение не прекращается борьба за раскрепощение Китая. Тем временем он жил здесь спокойно и даже беззаботно. Он оказался плохим патриотом!

— Вдалеке от родины вы лучше сумели рассмотреть то, что там происходит, — утешил его Григорьев. — Ваш патриотизм стал серьезнее, целеустремленнее.

Чжоу не принял этого оправдания.

— Истинный патриотизм выражается не в сочувствии со стороны, а в действиях на месте событий, — возразил он с горечью. — Быть патриотом — значит бороться с врагами родины.

— Видели ли вы этих врагов год назад?

— Теперь я вижу их ясно.

— Почему?

— Потому что я видел вашу страну.

— Зачем же вы обвиняете себя в беззаботности? — ласково упрекнул его Григорьев.

Чжоу побледнел от смущения. Как мог он так опрометчиво осудить истекший год? Можно ли быть таким неблагодарным! Здесь научился он патриотизму. Здесь узнал Зину. Может быть, только сейчас стало ясно ему многое.

— Моя беспечность выразилась в том, что я пользовался результатами чужих усилий, — поправился Чжоу. — Лишь в разлуке мы узнаем силу нашей любви. — Он убежденно повторил слова Зины, сказанные ею перед прыжком с парашютом. — Мое место там, где я всего нужнее.

— Каждый человек должен найти свое место, — нравоучительно заметил Григорьев, не поощряя и не останавливая Чжоу. — Я рад, что вы его нашли. Нет ничего отвратительнее людишек, которые мечутся между борющимися сторонами. Сегодня они сомневаются и колеблются, а завтра продаются. Такая опасность грозит всем болтунам и фразерам. В эмиграции легко оторваться от родной почвы. Нет ничего гибельнее участи людей, потерявших родину. Эти люди — обреченные.

Он нетерпеливо привстал.

— Скажите, что за человек принес вам это письмо?

— Одну минуту, — остановил его Чжоу. —Я еще хочу попросить у вас совета: как надо оформить отъезд Зины?

Григорьев удивленно поднял брови.

— Вы хотите взять Зину с собой?

— Не могу же я оставить ее здесь!

— Зина собирается ехать с вами?

— Я с ней еще не разговаривал.

— Зачем вы потащите Зину в Китай? — недовольно спросил Григорьев. — Что она там будет делать?

Чжоу растерялся от этих слов.

— Но я не могу... — нерешительно пробормотал он. — Она мне так близка.

— А впрочем... Пусть решает сама. — Григорьев оборвал разговор. О ваших намерениях мы успеем потолковать. Лучше скажите о своем посетителе. Кто он такой?

— Какой-то японец. Продавец бумажных мячей.

— Разве японцы торгуют мячиками? — удивился Григорьев.

— Нет.

— Значит, это особый японец?

— По-видимому.

— Он пришел к вам и сказал: «Здравствуйте, я привез письмо от вашего отца, на какое число заказать билет на поезд»?

— Нет... — Чжоу улыбнулся. — Он сидел под окном и кричал.

— Как под окном? Сидел под окном и кричал, что привез письмо?

— Простите, мои объяснения бессвязны... Он до тех пор кричал под моим окном, пока я не обратил на него внимания. Потом мы заговорили, я позвал его наверх.

— Излишнее гостеприимство! — с раздражением заметил Григорьев. — Кричал до тех пор...

— Видите ли, — сконфуженно перебил его Чжоу, — я принял его за китайца. Я не сразу уловил...

— И что же вы ему ответили?

— Я сказал, что вернусь в Китай без его помощи, — теперь уже уверенно и даже с гордостью повторил Чжоу.

Григорьев укоризненно покачал головой, с легким пренебрежением глядя на собеседника. — Э-эх! Когда вы только избавитесь от интеллигентской наивности! Не догадались попросить его прийти за ответом попозже. Мячики небось только и ждали, чтобы с ними завязали знакомство Где его теперь искать?

Чжоу суетливо вскочил.

— Я побегу...

— Куда? — остановил его Григорьев. — Сидите! Найдут теперь и без вас.

XXVIII

Получив письмо от отца, Чжоу в тот же вечер прочел письмо Зине, передал ей подробности своего свидания с продавцом мячей, и она так же, как и Григорьев, меньше заинтересовалась переживаниями самого Чжоу, чем его странным посетителем.

Первыми ее словами было:

— Об этом надо немедленно поставить в известность Григорьева.

— Сказал, сказал, — недовольно ответил Чжоу, подражая ее манере говорить.

— Подумать только! — не могла успокоиться Зина, — вот тебе и шарики!

Он недовольно ее остановил:

— Дело обстоит гораздо серьезнее. Речь идет о моем отъезде. Ты понимаешь?

Она недоверчиво на него посмотрела.

— Почему так внезапно?

Он вторично прочел вслух слова отца о казненных товарищах.

— Ты понимаешь?

— Ты прав, в таких случаях нельзя медлить, — без размышлений ответила она так, как ответила бы любому человеку.

— Но мы поедем вместе? — настороженно спросил Чжоу.

Об этом она не подумала.

— Нужна я там! — попробовала она уклониться от прямого ответа.