Утренние слезы - [79]

— Да-а… Может, выйти?

— Нет, нет, нельзя… Нет! — испуганно прошептала Саша.

Кто-то из этих двоих злобно выругался, стукнул ногой в дверь. Вышла дежурная и зычно прикрикнула на них. Те огрызнулись: «Ладно, мать! Не твое дело».

Но дежурная не испугалась и тоже заорала на них. Запахло скандалом, и двое, что-то грубое сказав на прощанье, наконец-то ушли совсем. Выведенная из терпения дежурная вышла за ними следом, огласив тишину ночи зычным криком. Потом слышно было, как она, вернувшись, заперла на задвижку входную дверь и, продолжая ворчать, ушла в свою комнату.

Шаблонов успокоился, хотя все внутри у него дрожало от возмущения. Он уже с раздражением думал о Саше, которая, видимо, вела себя так с этими парнями, что сама дала повод ломиться к ней… Он словно бы уже ревновал ее к ним.

В доме давно стихли голоса и музыка, все успокоилось и уснуло. Пророкотал за окном милицейский дежурный мотоцикл. Милиционеров было двое, они о чем-то весело и громко переговаривались. Но потонул в тишине и рокот мотоцикла. Было очень душно, несмотря на открытое окно, и так тихо, что чудилось, будто в плафоне опять жужжал тревожный, мертвый свет. Но света они так и не включили, целуясь и обнимаясь в молчаливом каком-то и внезапном согласии. Лишь иногда Сашенька строго говорила ему:

— Не шути, дяденька…

А он глупо спрашивал:

— Почему? Какой же я дяденька?

— Потому, — отвечала она и отодвигалась от него. — Не прикасайся ко мне! — шепотом приказывала она. — Борода колючая.

Но потом опять позволяла прикоснуться и опять целовалась с ним, обняв его за шею или, вернее, положив тяжелые свои руки ему на плечи так близко к шее, что он задыхался от этой близости, от страстной прижатости к нему ее груди. Она была очень сильна физически, и Шаблонов даже не пытался диктовать ей свою волю. И хотя изо рта ее все еще пахло винным перегаром, хотя было очень жарко от ее объятий, он не помнил в себе такой тупой страсти, какая обуяла его в эту ночь. Именно тупость ощущал он, целуясь с ней, не в силах оторваться от ее губ, бессмысленность бесконечных поцелуев, какое-то полное непонимание, что происходит с ним и зачем все это ему нужно. Он вообще не помнил себя, не задумываясь о том, где он и кто эта женщина и почему ей и ему нужно целоваться.

— Опять шуточки? — слышал он ее предостерегающий голос, только тогда понимая, что позволил себе лишнее, и подчинялся, лишь бы не лишиться возможности опять и опять целовать ее.

Постепенно в голосе Сашеньки стали появляться нотки какой-то грустной расслабленности, она уже не покрикивала на Шаблонова, а говорила, отодвигаясь от него:

— Нельзя, понимаешь? Я не хочу… Я осенью замуж выхожу, понимаешь? В сентябре будет свадьба. Вот приезжай после свадьбы, тогда… А сейчас нельзя. Ну, можешь ты меня понять или нет? Я ведь говорю, у меня свадьба в сентябре. Понимаешь? А он у меня ревнивый.

Но Шаблонов ничего не понимал.

— Подожди, — говорил он с удивлением. — Свадьба? Через два месяца свадьба?

— Ну да…

— Выходишь замуж?

— Ну да…

— Да, конечно, — озадаченно говорил Шаблонов, — если свадьба, то значит… замуж… конечно… А зачем же без любви-то?

— Как это без любви?! Я его люблю.

Шаблонов ничего не понимал.

— А что значит — люблю? — спрашивал он. — Ты меня тоже любишь?

— Ну, ты артист! — со смехом откликалась Сашенька. — Я ведь тебя не знаю совсем, как же я могу тебя любить?!

— Да, действительно… Ты, Сашенька, очень странный человечек. Ты работаешь или учишься?

— Работаю.

— Кем?

— На машине, на вычислительной…

— О-о-о! Слушай, Сашенька, поцелуй меня еще. Я не могу без тебя, ты просто чудо.

— Не надо больше, а то… Я тоже не железная. Я ж говорю тебе, приезжай на тот год, тогда… а сейчас нельзя.

— А что будет, если приеду?

— Все.

— Уму непостижимо! Да ведь ты же сказала, что любишь своего жениха, будущего мужа, так? Выйдешь замуж и перестанешь любить, что ли?

— Почему? — обиженно спросила Сашенька. — Стала бы я тогда замуж выходить.

— Да, конечно, — сказал Шаблонов в задумчивости. — Конечно… Сколько ж тебе лет?

— А зачем это тебе?

— И в самом деле — зачем? Сашенька, дай я тебя еще один разочек очень нежно поцелую… Один разочек, честное слово.

И он опять целовал утомленную и словно бы засыпающую девушку, которая тоже отвечала ему на его поцелуи. Они сидели на продавившейся кровати тесно, как в гамаке. Он опять все на свете забывал и «еще один разочек» затягивался до бесконечности, а «честное слово» опять забывалось и им, и ею.

— Приедешь? — тихо спрашивала она.

— А куда?

— Договоримся как-нибудь. Ты мне «до востребования» напишешь, а я тебе тоже… И договоримся.

— Но ведь вот какая штука! — воскликнул в тихом хохоточке Шаблонов. — Я ведь тоже, понимаешь, а я ведь, честное слово, люблю свою жену!

— Ну и что… люби себе на здоровье.

— Чудеса! — искренне удивлялся он, отстраняясь от Сашеньки. — Ладно, я приеду… Или ты приедешь, куда я скажу. Хорошо?

— Хорошо. А сейчас, ты знаешь, я спать очень хочу! Глаза закрываются… Я до утра у тебя тут посплю? Я даже белье сниму с кровати и просто под одеялом посплю. Ты не обижайся, я боюсь сейчас к себе идти. Все спят, надо стучать. А утром я потихонечку — никто и не заметит. Твоя кровать где? У окна? А я тогда здесь, около двери… Можно?