Утреннее море - [33]
— Сначала, дети, поешьте! А потом начнем работать.
— Лучше делом займемся, а полакомиться и на ходу можно! — предложил Олег Чернов.
Его дружно поддержали:
— Ага, сперва поработаем!
— Успеем наклеваться!
— Что мы, лопать приехали?
— Нет-нет, — возразила та, которая, наверно, была здесь бригадиром. — Так не годится. Не обижайте нас, сначала угоститесь, узнайте, что мы вырастили. Приятного аппетита, ешьте на здоровье!
Конечно, этим женщинам хотелось, чтобы все созревшее было снято с ветвей и вывезено отсюда, но они были матерями, для которых дети — всегда прежде всего. Кроме того, они, эти женщины, вместе со своим директором Отаром Гурамовичем были замечательными психологами: немного времени понадобилось ребятам, чтоб испробовать по нескольку сортов черешни.
Заработали дети жадно, заражая друг друга азартом и старательностью. И все-таки Олег Чернов выделялся — он брал на себя самое тяжелое и всюду поспевал: переставлял лесенки, срывал плоды, оттаскивал полные ящики, подавал сборщикам новые. И при этом он невидимой нитью был привязан к Лидии-Лидусе — подстраховывал, когда она слишком высоко забиралась, тянулась к верхним ветвям, переставая держаться за лесенку или за ствол. Руки Лидии-Лидуси безостановочно сновали, и кастрюля, притороченная к животу, наполнялась за считанные минуты. Девчонка работала сосредоточенно и свободно, будто на земле стояла; смела, конечно, но ведь и уверена, что подстрахована надежно!
Виль ставил ящики на весы, а потом снимал и укладывал в штабель, отмечал в тетрадке, сколько черешни готово к отправке.
Увлеченно работала и Царица. С кошачьей грацией извивалась она меж ветвями и, казалось, вытягивалась, струилась вверх, невесомая и гибкая. Порой оглядывалась, посматривала на ребят, и Вилю чудилось, что дольше, чем на других, она задерживает взор на Лидии-Лидусе и Олеге, чему-то усмехается, кривя полуоткрытые губы. При ее прямолинейном характере это могло означать: «Стараетесь? Что ж, за это поблагодарим… Но добросовестное участие в десанте — само собой, а хулиганский проступок и ответственность за него — само собой!»
У Царицы было ведро с крючком на дужке. Насыпав его до краев, она снимала ведро с ветки и звала Антаряна, всякий раз укоряя:
— Даниэээл Максимович, ну, что же вы? Время теряю!
И Даниэл Максимович бежал к ней с пустым ящиком.
— Ну, что же вы так далеко забираетесь? Потом бежать приходится, — жалела она физрука, высыпая черешню в подставленный ящик.
А Антарян хмурился и снова уматывал подальше, но сильный голос Царицы настигал его.
Когда объявили перерыв, женщинам-садоводам пришлось останавливать детей, чуть ли не каждого персонально звать к брезентам, застеленным белыми скатертями, на которых стояли тарелки с сыром и щедро нарезанными лепешками.
Угощение было непривычное, дети больше напирали на душистые лепешки, а к соленому жестковатому сыру почти не притрагивались. Антарян, наоборот, почти не ел хлеба, а вслед за сыром кидал в рот крупные черные черешни.
— Сладкое с соленым? — ахала Царица, пробовала и еще сильней ахала. — А в этом что-то есть!.. У вас, на Кавказе, Даниэл Максимович, небось, все любят такие пикантные сочетания!
— У нас, на Дону, когда поспевает черешня, в магазинах нет такого сыра, а когда появляется такой сыр, черешня уже отходит. А у вас?
— Я в магазинах и на базаре не бываю. Не люблю да и некогда. В институте назанимаешься, придешь домой, надо что-то еще поштудировать. И мама меня от всего постороннего ограждает!
Отвернувшись, усмехнулась Лидия-Лидуся, строго, молчал Олег, Костик Кучугур делал и передавал брату бутерброды — на ломтике хлеба кусочки сыра вперемешку с половинками черешен.
Воздух в саду был теплый и недвижный. Сочно пахла примятая трава, гудели пчелы. С тела постепенно испарялся пот, и вместе с ним из мышц улетучивалась, усталость и нарастала охота к безмятежному отдыху. Насытясь, Виль привалился спиной к стволу, вытянул ноги. Медленно дышалось, медленно текла в жилах кровь, медленно текли и мысли, и в них не так сконцентрированно, как в действительности, отражалось все, что раздражало, не давало покоя. И теперь не такой грозной представлялась Царица, не такой злой, как думалось совсем недавно; теперь разумелось: Лидия-Лидуся и Олег в конце концов поймут, что перехватили, и Царица поймет, что она перехватывает, что можно быть проще, мягче, добрей.
Наступила пора снова браться за работу. А вставать никому не хотелось. Воспитатели и вожатые призывали:
— Все занимают свои места. Все продолжают работу. Все вспомнили, как хорошо начинали!
Женщины-садоводы просили взрослых:
— Ничего!.. Не надо заставлять. Дети постепенно раскачаются, и все будет хорошо! Ничего!..
Виль заставил себя подняться, напрягшись, он вскочил, как выпрыгнул из состояния полудремы. Замер, а потом потянулся до хруста, до дрожи и сладостно застонал в предвкушении мышечной радости, которая непременно приходит во время неустанного и осмысленного движения. А что может быть осмысленней нужной работы!
По просьбе женщин-садоводов каждый прихватывал два-три ящика, чтобы были под рукой: убирая урожай, продвинулись в глубь сада. Виль приспособился — в каждой руке по два ящика. Олег нагрузился так, что не сосчитать, сколько тары на нем. Ящики не тяжелы, но нести неудобно — перекрывают обзор. Лидия-Лидуся взяла на себя роль поводыря, предупреждала Олега, если впереди обнаруживалась ямка или низко нависшая ветка.
