Утраченные звезды - [41]

— Папа еще не приходил обедать? Обед сегодня настоящий — вкусный!

Татьяна Семеновна хорошо поняла сына: он думал и об отце, которому тоже обед покажется настоящим. Но сердце ее сжалось не только от радости, и она ответила просто тихим голосом:

— Нет, Сашенька, еще не приходил.

— Он все еще черенки точит? А подыскать работу не удается?

— Да вот кончит работу с черенками, попытается что-то дальше искать, а черенки пока имеют спрос на рынке… — сказала мать, с трудом подавляя в горле тугой горестный комок.

— А у Кати сегодня дополнительные занятия перед экзаменами. Она говорила тебе?

— Да, говорила, — через силу улыбнулась мать. — Задержится, должно, долго, а вот не евши.

— Катя и нынче на экзаменах будет победительницей, а в будущем году бессомненно медаль завоюет, — восхищенно и любовно сказал Саша, тем временем проглатывая кашу с гуляшем.

— Конечно, Катя победит, она у нас отличница, да и ты от нее не отстаешь. Завуч мне днями сказала, что ученики Золотаревы только на радость учителям, — и пригладила ему вихор на макушке, который на радость и на счастье матери все топорщился.

Татьяна Семеновна помнила и про дочь, помнила, что и сегодня дочка отправилась в школу на целый день без денег и без бутерброда, и, с трудом сдерживая всхлип, отвернулась к окну и только через три-четыре минуты справилась с собой.

И долго ли еще придется таиться со своими слезами бессилия и безнадежности?

Саша, будто почувствовав состояние матери, стал весело рассказывать о своих успехах, о трех сегодняшних пятерках. Хотя они получены под конец учебного года, но пятерки никогда не лишние, а как еще он может утешить мать в свои тринадцать лет? Мать понимала сына, она все понимала своим материнским сердцем и глядела на сына ласково и нежно, и в глазах светилась радость, смешанная с гордостью и горечью, оттого что дети у нее очень хорошие, и все у них благополучно, но будущее у них при нынешней жизни не только в непроглядном тумане, но и в полной неизвестности. Боже праведный, как просто и легко все было у нее: с надеждой и уверенностью все решалось и обеспечивалось — школа, институт, высшее образование, работа в КБ завода, уважение от товарищей и руководства. Вот где было ее человеческое счастье и свобода — уверенность, обеспеченность, защищенность и необходимость обществу.

Такие мысли еще раз подтолкнули ее отправить письмо президенту, и, оставив сына заниматься уроками, она пошла в отделение связи: предварительно следовало купить конверт и марки. В душном, пыльном, давно не подметавшемся пропахшем сургучом и клеем помещении почты толпились со своими делами озабоченные посетители — было обеденное время. Татьяна Семеновна подошла к свободному окошку в стеклянной перегородке над высокой стойкой, за которым виднелась голова работницы в желтых кудряшках, и попросила конверт с маркой.

— По России или в зарубежье? — спросила сотрудница и поправила: — И не с маркой, а с марками.

— По России, — ответила Татьяна, не вполне понимая смысл слов о марках. Голова в желтых кудряшках с приятным лицом и улыбчивыми глазами назвала стоимость конверта с марками по России.

— Сколько? — вырвалось удивление у Татьяны. Работница повторила стоимость и хмыкнула:

— Вы что, первый раз письмо посылаете?

— Да ведь это целая буханка хлеба! — с горьким недоумением воскликнула Татьяна, вспомнив, что у нее в сумочке былo денег только на две булки хлеба, которые у нее отбирают.

Женщина за окошком, видимо, поняла Татьяну и сочувственно, как женщина женщине, только и сказала:

— А что сделаешь, гражданочка, не мы цены на конверты и марки ставим… Но ведь и без письма другой раз не обойтись.

— На сей раз, я обойдусь, — с горькой иронией проронила Татьяна и отвернулась уходить. Чем ЕМУ за такую плату письмо посылать, которое еще и бросят в мусорницу, лучше куплю зубную пасту… Катя уже давно просит, — решила про себя она.

В этот момент перед ней встал невысокий старик и полушепотом, смущаясь, предложил:

— Возьмите у меня за пять рублей два конверта… ветеранских.

Татьяна Семеновна от неожиданности вздрогнула и внимательно посмотрела на старика. Он был худой, весь показался седым, но седая бородка аккуратно подстрижена, пиджачок на нем поношен, но чистый, брюки отутюжены, туфли начищены — не бомж, не пьяница, не побирушка, которых сейчас — на каждом углу, тут что-то иное толкнуло продать даже ветеранские льготные конверты.

— А вам что, некому и письмо послать? — тоже полушепотом спросила Татьяна.

— Послать есть кому, но тут дело посерьезнее, — застенчиво прошептал старик, он, видно, не хотел, чтобы многие знали о его серьезном деле. — Старуха давно болеет, понимаете, все наши пенсии на лекарства уходят, лекарства ноне по сумасшедшему стоят, от пенсии, ежели по предписанию лечиться, на хлеб не остается, а помочь некому. Вот и приходится так-то вот… выкручиваться, — и горько так, не то чтобы униженно, а потерянно еще и улыбнулся и оглядел свой поношенный чистенький пиджак.

— А однополчане меня поймут и не осудят.

— Но вам, наверно, положены бесплатные лекарства, — предположила Татьяна, взглянув на широкую орденскую планку в разноцветных ленточках.