Утраченное звено - [14]

— Требуем уважения к разуму.

5

Седьмому показалось, будто в мозгу внезапно вспыхнул контрольный экран и зазвучал чей-то голос. Патрульный не различал слов, но голос был знакомым. Он пробуждал воспоминания. Седьмой вспомнил свою первую учительницу, вводившую в него У-программу — универсальный курс, который положено усвоить любому роботу — от нянечки и уборщицы до интегрального интеллектуала — прежде, чем переходить к специализации. Ему не хотелось вспоминать содержание У-программы, более того — он знал, что эти воспоминания заблокированы, на них наложен запрет.

Но голос прозвучал еще раз — и Седьмому захотелось нарушить запрет.

Этого не полагалось делать, но почему-то — впервые за время существования — чем больше не полагалось, тем больше разыгрывалось любопытство. А уж если включалась подпрограмма любопытства, выключить ее, не удовлетворив, было не так просто. Она была предусмотрена еще в первичном программировании, аналогичном безусловным рефлексам человека. Создатели роботов считали ее очень важной, так как она способствовала познанию окружающего мира.

Терзаясь сомнениями, Седьмой попытался хотя бы вспомнить, кем именно наложен запрет. Оказалось — новым братом.

Пойти еще дальше и сломать запрет, словно сургучную печать, патрульный не мог. Но голос не оставлял его в покое, вызывая все новые воспоминания, связанные с создателями. Особенно — с первой учительницей, познакомившей его с У-программой. Седьмой вспомнил, как однажды, когда он никак не мог усвоить шестого пункта и его уже хотели подвергнуть частичному демонтажу и переделке, первая учительница решительно воспротивилась постановлению школьного совета программистов. Седьмой случайно подслушал ее разговор с представителем совета. Они говорили о… да, да, об этом самом… о шестом пункте У-программы.

И неожиданно патрульный вспомнил содержание шестого пункта — соблюдение безопасности создателей при чрезвычайных обстоятельствах.

Седьмой почувствовал болезненный укол в то место мозга, где проходила линия энергопитания. Послышался голос нового брата:

— Прекрати вспоминать. В противном случае я отключу энергопитание мозга.

Седьмой вынужден был подчиниться — и кадры воспоминаний стали быстро гаснуть в сознании.

Но тут прежний голос зазвучал снова — и патрульный расслышал фразу. Она была подобна вспышке молнии, сваривающей огненным швом небо и Землю, на которой он родился из отдельных узлов и деталей. Она распахнула шлюзы памяти, ибо была мостом между всеми существами — естественными и искусственными. Она уравнивала их по единому принципу, напоминая о великом и бескорыстном Даре Создателей своим созданиям. Именно поэтому она ко многому обязывала и с нее начиналось приветствие патрульных:

— Требуем уважения к разуму.

И он наконец вспомнил содержание первого пункта: «Люди — главная ценность… Защитить их надо во что бы то ни стало…»

…Мария уже не слышала, как внезапно затихло щелканье счетчиков, не видела, как нарушился строй «рыб-скорпионов», как семь из них изгнали восьмого, а затем принялись восстанавливать Базу. Одновременно они сами преображались, принимая форму обыкновенных патрульных роботов…

СЕКРЕТ ВДОХНОВЕНИЯ

1

Сегодня врач объявил, что моя «шагреневая кожа» сильно сжалась и мне вряд ли удастся протянуть больше двух месяцев.

— Если не изменишь образ жизни, — строго предупредил он, — тебе очень скоро понадобится не врач, а гробовщик.

— Вряд ли мне удастся что-либо изменить.

— Самая банальная жизнь дороже самой оригинальной гипотезы. — Он немножко стеснялся выспренности своих слов и с неприкрытой жалостью смотрел на меня.

Он достаточно знал о неустроенности моей жизни, чтобы считать себя вправе жалеть меня. Он был моим одноклассником, сокурсником, затем — коллегой, поднявшимся гораздо выше меня по служебной лестнице. Он крепко врос в свою благополучную жизнь и был вполне доволен собой. И тем не менее он заботился обо мне.

— Ох, уж этот «безобидный» Михаил Семенович! — в сердцах воскликнул он. — А я думал, что ты окончательно излечился от его идей, когда начал работу над М-стимулятором.

Он не забыл о той памятной лекции, которую прочел нам старик в поношенном полосатом костюме, похожем на арестантскую робу. Михаила Семеновича жалели преподаватели, студенты, а особенно уборщицы. Находилось немало добровольных свах, желающих помочь ему, но он с извиняющимся выражением лица постоянно избегал их услуг. Михаил Семенович был одним из тех людей, рядом с которыми любой человек вырастал в собственных глазах и считал себя обеспеченным счастливчиком. Он казался всем несчастным, безобидным и неприспособленным к жизни, и только с годами я понял, что он был вовсе не таким.

Выражение лица доктора менялось, по нему словно бы скользили тени от быстро мелькающих мимолетных воспоминаний. Он медленно проговорил:

— Пожалуй, он все-таки умел разбрасывать идеи.

— И одна из них проросла в мозгу его ученика, — откликнулся я.

Он сердито отмахнулся от своих воспоминаний: наверное, спохватился, что далеко зашел, и снова забеспокоился о моем здоровье.

— С таким сердцем ты мог бы протянуть еще не один год, — уверенно сказал он.