Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - [87]

Британцы только что сильно ограничили еврейскую иммиграцию в Палестину, потому что тамошние арабы вели себя неспокойно; можно сказать, закрылась одна из самых главных дверей – для всех, кроме тех, которые готовы были рискнуть и въехать нелегально. Президент Соединенных Штатов Рузвельт осудил «хрустальную ночь», но на него сильно давили внутренние политические силы, всячески сопротивлявшиеся иммиграции, которая грозила сокращением рабочих мест и сбоями в реализации социальных программ в стране, только-только начавшей выходить из депрессии.

Представитель Рузвельта, бизнесмен Майрон Тейлор, убеждал участников конференции, что существовавшая (хотя и далеко не всегда заполнявшаяся) для Германии и Австрии квота 30 000 человек не изменится. Американцы выдвигали обязательное условие: все иммигранты должны были обеспечивать себя сами. Австралия соглашалась принять не больше 15 000 иммигрантов-евреев, сославшись на то, что в стране не существовало расовой проблемы и она не собиралась своими руками создавать ее.

Великодушие проявила лишь одна из тридцати двух стран: небольшая Доминиканская Республика, расположенная в Карибском море, – но и тут не обошлось без оговорок. Беженцы, решившие отправиться туда, должны были быть финансово самостоятельными, согласиться работать в сельском хозяйстве и заняться освоением новых земель.

Эвианская конференция и продемонстрировала отсутствие согласия на международном уровне, и сыграла на руку пропагандистам нацистского режима, которые теперь могли обличать лицемерие стран, всегда готовых критиковать антисемитизм рейха, но очень неохотно принимавших к себе евреев из этого самого рейха. Каждая из стран, участвовавших в ней, несет свою долю ответственности за упущенную возможность спасти людей, над которыми все сильнее нависала угроза.

Для продолжения работы, начатой в Эвиане, был создан Межправительственный комитет по делам беженцев. Желавших выехать становилось все меньше, и не только потому, что нельзя было достать визы, – прежде всего дело упиралось в деньги. Немецкий представитель в Эвиане с хорошо просчитанным цинизмом 27 июля 1939 года сообщал группенфюреру SS Гейдриху:

Будущее нынешней эмигрантской политики в значительной степени станет определяться решениями этого Межправительственного комитета. Однако, так как немецкое Министерство иностранных дел уже выступило с заявлением, резко осуждающим вмешательство в меры, принимаемые против евреев в Германии, и указывающим, что рейх запретил выезжающим из него евреям брать с собой бóльшие, чем дозволено законом, суммы, следует предположить, что эмиграция евреев из Германии значительно снизится.

Зигфрид с Мартой изо всех сил старались ликвидировать свои активы. В земельном архиве Инсбрука я сумела узнать, что вынужденная продажа их дома в Игльсе состоялась 17 марта 1939 года. Выручка Зигфрида от продажи кафе «У Шиндлеров» уже была потрачена на уплату выездного сбора, на оплату подоходного налога Софии и на гонорары юристам. Просматривая письма, которые Эрвин в 1939 году писал из Америки, я ощущаю, что он паниковал все сильнее. Он тоже считает Доминиканскую Республику подходящим для жительства Софии местом, но я не представляю, чтобы женщина на восемьдесят втором году жизни вдруг сделалась фермершей. Вариантов становилось все меньше.

Ну а потом мир рухнул в тартарары. 1 сентября 1939 года Гитлер направил танки, армию и авиацию в Польшу. Через два дня Великобритания и Франция объявили войну Германскому рейху: началась Вторая мировая война, и дверь в Великобританию наглухо захлопнулась. Марте, Зигфриду и Софии нужно было теперь искать другие возможности.

Семейству Кафка во Франции тоже приходилось крепко думать. Стало небезопасно и там: да, они были беженцами, но беженцами теперь уже из вражеской страны. Зять Клэр снова пришел на помощь и снял им небольшую квартиру в городке Брив-ла-Галлар, к югу от Лиможа. Клэр отправилась туда, чтобы оказаться как можно дальше от немцев, и поселилась вместе с дочерью Гретль и внучкой.

Ее зять Карл и Джон Кафка прибыли отдельно. Карл купил автомобиль, самоучкой выучился водить его, и с Джоном на пассажирском сиденье, который при этом готовился к выпускным экзаменам в школе, они двинулись на юг, чтобы встретиться там с Клэр. Еще до того, как немцы начали свой блицкриг Бельгии и Франции, французские дороги заполнили потоки людей, стремившихся покинуть вероятную зону военных действий на северо-востоке страны. Карл с Джоном ехали много дней.

Восемнадцатилетний Джон сдал экзамены за бакалавриат и нашел место учителя в католической школе-интернате. Положение, в котором он оказался, отразило всю путаницу военного времени. Члены его семьи, граждане вражеского Третьего рейха, должны были еженедельно отмечаться в полиции. В то же время Джон, еврей, преподавал в католической школе. Отец Рено, устраивая его на работу, предупредил, что свое еврейство он должен держать в секрете. На вопрос Джона, что ему делать, когда окружающие будут креститься, отец Рено посоветовал креститься по звезде Давида, так что никто ничего не должен был заметить.