Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - [62]

20 мая 1938 года эти законы вступили в силу в «Остмарке» – так теперь нацисты стали называть Австрию.

Применение в жизни законов, увеличивавших «еврейское» население Австрии, прямо повлияло на мою семью. В городском архиве Инсбрука я обнаружила полицейский отчет от 1938 года, из которого узнала, что мой двоюродный дед Эрих со своим сыном Петером в 1933 году «вышли из еврейской общины». Для меня в этом не было ничего удивительного: моя семья вовсе не была ортодоксальной, кафе «У Шиндлеров» работало и в пятницу вечером, и весь шабат, то есть субботний день. По новым законам принятие христианства не отменяло «еврейского происхождения», поэтому вновь обращенные, то есть такие как Эрих и Петер, пополняли собой статистику. Так же поступали с австрийскими евреями, имевшими супругов «нееврейского происхождения». Таким образом, в Тироле нацисты выявили 585 «полных евреев» и 176 «полуевреев»[48].

В Австрии шла нацистская трансформация, и перед Гуго и Эрихом встала задача сворачивания семейного бизнеса Шиндлеров, причем сделать это нужно было как можно аккуратнее, до запланированного переезда в Лондон. Участь кафе «У Шиндлеров» была предрешена – оно перестало существовать в тот самый месяц, когда прошел плебисцит.

Апрельским утром 1938 года Гуго пришел в кафе и увидел, что весь его фасад испоганен нацистскими надписями. По всему первому этажу черной краской было намалевано слово «еврей»; не обошлось и без грубой карикатуры на Гуго, с непременным большим носом и звездой Давида. На втором этаже кто-то умудрился красной краской написать JUDE на самом верху левого окна и нарисовать еще одну звезду Давида. На соседнем окне написали «Скатертью дорога в Палестину» и бессмертный клич Андреаса Гофера «Люди, пора!». Эти слова теперь были превращены в короткое и ясное руководство к действиям против евреев. Часы в форме куба, до сих пор считающие время до радостного открытия Tanz Café, выглядели вопиюще неуместно среди этого разгрома.

34. Кафе, обезображенное нацистскими надписями

Разглядывая три снимка этой расистской атаки на кафе «У Шиндлеров», я думаю, что Гуго, наверное, одновременно и злился, и сильно волновался. Слова изрыгают ненависть. Я удивляюсь, до чего аккуратно все это сделано. Тот, кто взял в руки кисть, явно никуда не спешил и даже принес с собой длинную лестницу: под буквами нет ни разводов, ни подтеков. Можно сказать, что оскорбления выписаны искусной рукой.

Не меньше удивили и прохожие на одном из снимков, безразлично проходившие мимо надписей; более того, на других снимках какие-то хорошо одетые люди с улыбками позируют на фоне кафе, как будто это новомодная достопримечательность.

На двух снимках запечатлен солдат, поставленный у входа в кафе Гуго, чтобы не впускать в него посетителей. И уж совсем поразило меня, что лютый антисемитизм сделался обыденностью, нормой, даже на фасаде любимого в Инсбруке кафе.

Теперь, так же как и в Германии, евреев все чаще оскорбляли на улицах Инсбрука, выдавливали из общественной жизни, лишали прав. Через семьдесят лет после того, как евреи получили все права и перед моими предками открылись новые горизонты, они стремительно лишились всего. Цель была одна – вытеснение их из общества. Пьяные нацисты маршировали мимо домов, где жили евреи, распевая песни о том, что их, евреев, неплохо было бы повесить. В маленьком городке вроде Инсбрука спрятаться было негде. Здесь нельзя было уйти в тень, как в больших Вене или Берлине; а для такого уважаемого семейства, как Шиндлеры, это было и вовсе невозможно.

Все новые и новые правила появлялись стремительно, как грибы после дождя, и непосредственно затрагивали мою семью. Гуго был вынужден передать в собственность государства свое драгоценное авто. Курту, как и прочим еврейским детям Инсбрука, запретили ходить в школу на площади Адольфа Гитлера, в самом центре города. С восьми часов вечера начинался комендантский час, евреям было запрещено появляться в парке Хофгартен и кинотеатрах.

С июля 1938 года тирольским евреям нельзя было носить трахт – традиционный местный костюм. У меня сохранились десятки фотографий Гуго в кожаных бриджах и Эдит в юбках-дирндль. Эти одеяния сильно отличались даже в соседних долинах; они были да и остаются живой историей, создают чувство единения у жителей гор. Лишив Гуго права носить трахт, нацисты отбирали и его горское наследие, делали его чужаком. И наоборот: приехав в Тироль, новый нацистский гауляйтер Франц Гофер полюбил щеголять в трахте, показывая свою близость к людям.

А пока в Линце затягивались силки вокруг местной еврейской общины, Эдуард и Лили Блох оставались под защитой, не страдали от притеснений гестапо и использовали преимущества своего привилегированного положения, чтобы помогать другим. В их квартире на Ландштрассе собирались запуганные насмерть евреи и рассказывали друг другу, как у кого дела с разрешением на выезд. Когда арестовывали или собирались депортировать друзей и знакомых, именно доктор Блох шел в местное отделение гестапо вызволять их оттуда. Иногда у него это получалось; кое-кто из несчастных остался в живых, хотя на это у них было очень мало шансов. Эдуард отнюдь не был чудотворцем: на его глазах рушились жизни друзей, семей, пациентов и коллег.