Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - [49]

Инсбрук тут же сотрясла новость об ужасном убийстве – и обвинили в нем, понятно, Филиппа, приезжего еврея, а не какого-нибудь местного тирольца. Газеты задавались вопросами о мотивах: возможно, отношения с отцом у него были неважные и они просто повздорили. А может, Макс застраховал свою жизнь на крупную сумму? Уж не предостерегал ли он Филиппа от стремительного романа с девицей, с которой тот только что познакомился?

Мне очень захотелось разобраться в этом деле, и в земельном архиве Тироля, находящемся в Инсбруке, я добросовестно проштудировала несколько объемистых папок с материалами. Архивист выдал их не без колебаний и спросил, зачем они мне: ведь, насколько ему было известно, меня интересовала история семейства Шиндлер. Я также приобрела книгу Мартина Поллака «Обвинение в отцеубийстве» (Anklage Vatermord): в ней автор полно и точно рассказал о хитросплетениях этого дела. Очень разные описания мешали понять, что же произошло на самом деле, но в общем и целом все обстояло примерно так.

Макс был ярым любителем гор. Он с энтузиазмом ходил в походы и любил изображать себя здоровым и крепким; на самом же деле он страдал эпизодическими обмороками и головными болями, а пару раз у него были эпизоды головокружения; это произошло в Доломитах, где они отдыхали перед походом по долине Циллерталь, и вся семья очень волновалась за его здоровье.

Оставив на месте мать семейства Итту Гальсман, Макс с Филиппом два дня, 8 и 9 сентября, ходили по горам и ледникам, расположенным южнее, в Циллертале (см. илл. 16 на вкладке). Заночевали они в приюте «Альпийская роза» – одном из тех, где, как и теперь, туристы могут отдохнуть и поесть. Постояльцы потом вспоминали, что словоохотливый Макс едко шутил, что Филипп «будет только рад, если я свалюсь с какой-нибудь скалы, потому что он ждет не дождется наследства».

Филипп вроде бы меньше, чем Макс, хотел воспользоваться услугами проводника и по сравнению с отцом казался менее общительным, чуть ли не замкнутым. В приюте «Альпийская роза» сразу же поняли, что Макс – из состоятельных евреев-иностранцев, потому что он настоятельно требовал отдельных комнат для себя и Филиппа, а это было вряд ли возможно в горном приюте, где было в порядке вещей спать в одном общем помещении, пусть даже и с незнакомцами.

По словам Филиппа, на следующий день они вышли очень рано, чуть ли не на заре, и, когда поднялись на один из пиков, Макс велел ему идти дальше, потому что ему самому «нужно передохнуть». Филипп пошел, как вдруг позади него кто-то закричал. Он обернулся и успел увидеть, как Макс валится с тропы в реку, которая протекала внизу. Потом Филипп утверждал, что произошедшее запечатлелось в его памяти с фотографической точностью. Он сразу подумал, что отцу стало плохо с сердцем. Филипп осторожно спустился вниз и увидел, что Макс лежит лицом в воде, а рюкзак, который был у него за спиной, придавил ему голову. Когда он вытащил голову отца из воды и повернул набок, тот еще дышал и слегка шевелил рукой.

На голове у Макса оказалось множество ран, из которых обильно сочилась кровь. Филипп сумел вытащить отца на берег, положил головой на камень, а потом поспешил за помощью. В позднейших свидетельских показаниях суду я прочла, что две женщины, как раз тогда проходившие по тропе, видели, что Макс лежит под прямым углом к течению реки, с руками, вытянутыми вдоль тела. Поспешив к ближайшему приюту, потрясенный Филипп обратился к некоей Марианне Гофер, а она тут же отвела его к своему брату, Алоизу Ридереру. После этого Марианна поспешила за помощью в приют «Брейтланер», а Алоиз с Филиппом вернулись на место происшествия.

В папках земельного архива я обнаружила наскоро набросанную схему, сделанную 11 сентября 1928 года, согласно которой тропа проходила метрах в пятнадцати над рекой. Крутизна склона на схеме не указана. Однако на фотографии, снятой во время следствия, видно, что тропа узкая, а склон скорее даже пологий. На схеме показано, что тело Макса лежит под прямым углом к течению реки. Потом Алоиз вспоминал, что оно лежало почти параллельно, причем голова и лицо были опущены в воду.

Спустившись к Максу, Алоиз понял, что тот мертв. Вместе с Филиппом они вытащили тело Макса из воды и обнаружили у него на лбу зияющую рану длиной семь сантиметров. Несколько ран обнаружилось на затылке. В бумажнике Макса оказалось всего лишь 2 шиллинга 80 пфеннигов. Остальных денег и золотых очков при нем не нашлось. Алоиз ушел за носилками, Филипп сел на камень рядом с телом отца.

Немного погодя на месте происшествия оказался владелец приюта «Доминик» Йозеф Эдер с собакой. Эдер говорил, что на тропе над рекой собака обнаружила, во-первых, камень размером с кулак, а на нем несколько волос, фрагменты кости и следы крови; во-вторых, кровавый след длиной метра четыре, как будто к воде тащили, как он выразился, «забитую свинью».

Никто не сказал Филиппу ни о камне, ни о следе, и присутствовавшие быстро сделали вывод, что все случилось не просто так. Все в один голос утверждали, что тропа (за состоянием которой должен был следить Эдер) была совершенно неопасна. Возможно, чтобы снять с себя всякую ответственность, Эдер первым начал винить во всем Филиппа, распорядился, чтобы его отправили в приют «Брейтланер» и задержали там. Один из постояльцев, офицер полиции из Мюнхена, осмотрел Филиппа, но не обнаружил следов крови ни на теле, ни на его светло-серых брюках.