Утраченная Япония - [33]

Позиция этого преподавателя была характерной не только для Оксфорда. В целом, преподавание синологии несколько суховато, и сохраняет определенную дистанцию к предмету исследований, а обучение японистике, в свою очередь, принимает слишком коленопреклоненную позицию в отношении к традиционной культуре. Я не могу представить преподавателя японистики, который критиковал бы студента за то, что тот интересуется просветлением дзен.

Летом 1976 года, в мой последний год обучения в Оксфорде, я получил письмо от Дэвида Кидда, в котором находилась брошюрка об Оомото, синтоистском фонде, который располагался в Камеока под Киото. Оомото организовало для иностранцев семинар, посвященный традиционным искусствам, и Дэвид хотел, чтобы я в нем участвовал, как студент и как переводчик. Я написал в ответ: «Мне очень жаль, но так как я жил в Японии с детских лет, мне уже известны театр но, чайная церемония и все остальное. Скорее, я поеду в Штаты, и проведу лето с семьей, поэтому на семинар не приеду».

Неделей позже меня позвали в холл – звонили из-за границы. Звонил Дэвид. «Я купил тебе билет туда и обратно в Японию — сказал он. – Если ты не приедешь на семинар, ко мне можешь больше не обращаться!». Он повесил трубку, а меня удивила его настойчивость, потому что Дэвид проявлял большее заинтересование Китаем, чем Японией. Но понятно было, что это предложение из тех, от которых не отказываются, поэтому я отправился на месячный семинар в Оомото, где давали уроки чайной церемонии, танцев но, боевых искусств и каллиграфии.

Это семинар оказался моими третьими вратами постижения Азии, после японистики в Йель и синологии в Оксфорде. Приниципом этих семинаров является сокращение до минимума академических лекций, и концентрация на практике. Студенты учатся, как складывать fukusa (шелковый платок, которым мастер вытирает посуду), как растирать чай и его подавать, учатся также, в роли гостей, как держать и поворачивать чашку, как сидеть, где держать руки, и о чем разговаривать с другими гостями. Если же говорить о театре но, то они изучают shimai (короткий танец но), который представляют на сцене в последний день занятий. Хотя я писал Дэвиду, что видел уже церемонию чая, театр но и все остальное, каждая вещь, с которой мне пришлось столкнуться на этом семинаре, была для меня новостью.

Складывание фукуса, скользящее движение стоп в танце но, то, как надо держать деревянный меч в боевых искусствах – все было трудным. Кроме того, по мере обучения становилось ясно, что эти движения не служат только украшением, а выражают определенную философию. Наример, я познакомился с ритмом joo, ha, kyuu, zanshin: в принципе он очень прост, и означает «медленно, быстрее, быстро, стоп». Нас учили, что когда в чайной комнате мы вытираем с помощью фукуса черпак для чая, то начинаем медленно (дзёо), трем быстрее, когда приближаемся к его центру (ха), и заканчиваем быстро (кюу). В тот момент, когда фукуса уже не касается черпака, наступает заншин, что означает «оставить вне сердца». Потом мы возвращаемся к начальному пункту, ожидая следующего ритма joo, ha, kyuu.

Вначале я думал, что этот ритм характерен исключительно для чайной церемонии, но вскоре оказалось, что он сопутствует движению веера и стоп в драмах но. В боевых искусствах и в каллиграфии этот ритм тоже руководит всеми движениями. Во время семинара я понял, что joo, ha, kyuu лежат в основе всех традиционных искусств Японии. Преподаватели учили нас, что дзёо, ха, кюу, заншин являются фундаментальным ритмом природы, определяют судьбу человека, течение времени, и даже равитие галактик и разнообразные проявления в космосе.

Не успев оглянуться, я уже заразился тем же энтузиазмом, который удивил меня у Дэвида. Разумеется, всего лишь за месяц мы не могли овладеть чайной церемонией или каким-то из других искусств, но мы испытали на собственной шкуре joo, ha, kyuu и другие принципы, такие, как kamae (базовая позиция) в но, поэтому я понял, что мой способ восприятия традиционных искусств полностью изменился.

В определенном смысле эти искусства являются важнейшим наследием Японии. Религиозные движения, статуи, керамику и литературу можно найти в каждой стране, но японские традиционные искусства, отработанные и сублимированные в течение многих веков, не имеют себе равных в мире. Matcha (чайная церемония в японском стиле), sencha (чайная церемония в китайском стиле), театр и танец но, боевые искусства (дзюдо, каратэ, кендо, айкидо и множество других), церемония кадил, каллиграфия, японские танцы (десятки вариантов, включая танцы кабуки, танец гейш и фольклорные танцы), цветовые аранжировки (икебана, цветы для чайной церемонии, современные столовые аранжировки, пейзажные террасы), музыка (флейта, кото, барабан), поэзия (семнадцатислоговая хайку, тридцатиоднослоговая вака, стих соединенный, рециталы китайских поэм) – список бесконечно длинен. А когда мы понимаем, что каждая из этих областей делится на бесконечное число школ, начинает кружиться в голове.

Философию Китая и Японии мы найдем в разных местах. Начиная с Конфуция и Мэн-цзы, первых в длинном списке великих философов и теоретиков, китайцы умело превращают мысли в писаный текст, тем самым оставляя путь для будущих поколений. Тем временем исследуя историю Японии, мы находим очень немного записанной философии, и выражаясь более конкретно, можно сказать, что Япония – это не страна мыслителей. Именно поэтому и Дэвид, и я испытывали намного большее восхищение Китаем, чем Японией до того, как появились в Оомото. Однако на семинаре я открыл, что Япония имеет свою собственную философию, столь же глубокую и сложную, как китайская. Только она не выражается словами, а пронизывает традиционные искусства, и хотя в Японии нет своего Конфуция, Мэн-цзы или Жу И, она зато имеет поэтов, таких, как Тейка, Зами, создатель театра но, и основатель чайной церемонии Сен-но Рикюу. Это они – японские философы.