Утопленник - [2]

Шрифт
Интервал


Матвей.

Как же нашли-то?


Демка.

По собакам, собаки означили. Жена за мной выскочила, а за ей и гости, которые побежали. Вытащили меня, привели к куму, опять я этой настойки выпил три стаканчика, согрелся… (Прислушивается). Взаправду, кричат… (Выбегает из шалаша и снова возвращается). Выходи все! (Все выходят). Слышь!

(Все смотрят друг на друга вопросительно; с противоположного берега слышится глухой стон).


Матвей.

Далече!..


Потап.

Окрикни.


Матвей.

Держись!.. Держи-ись!

(Снова слышится стон).


Демка.

Тонет, братцы!


Потап.

Постой (Прислушивается). Да! Чья-то душа Богу понадобилась. Отвязывай лодку. Эка, наша река блажная! Сколько она за лето народу переглотает.

(Берут весла, отвязывают лодку. Матвей с Демкой садятся).


Потап.

Садись живо. Матюха, отчаливай. Права держи… На-голос ступай. Ах ты, Господи!.. (Лодка быстро отваливает).


Кузьма.

Где найти: долго больно держался-то! Демка-то еще когда сказывал, что кричит.


Потап.

Поди ж ты!


Кузьма.

Слава Богу, что ночь-то светлая. Ишь ты зоря-то… белый день… Да вон, вон… видишь – плещется…


Потап.

И то!


Кузьма (кричит).

Вправо забирай!.. (С лодки слышатся голоса: «держись! держись-с!»).


Потап.

Бог милостив. Видишь… окунулся. Вон… опять выскочил. (Следят внимательно).


Кузьма.

Сохрани, Господи, всякого человека.


Потап.

Не видать?


Кузьма.

Опустился!.. Должно, конец его душеньки…


Потап.

Кричит что-то. (Долго смотрят с напряженным вниманием).


Кузьма.

Вон поплыл, вон поплыл… Должно вытащили. Как-то Бог дал.

(По реке раздается неясный говор; всходит солнце; Потап и Кузьма крестятся; лодка подходит к берегу).


Потап.

Что, братцы?


Матвей.

Подержи лодку-то. Чуть было сам не утоп. Какой тяжелой, Бог с ним. Принимай, ребята.

(Потап с Кузьмой выносят труп на берег).


Потап.

Не опущай на земь. Качай так.


Матвей.

Ничего не поделаешь, – мертвый.


Кузьма.

Взаправду, мертвый.


Потап.

А может… (Начинают откачивать). Только, ребята, чтобы не разговаривать, не пужать.


Демка.

Нет, братцы, смотри-ко: спина-то у его как посинела.

(Все смотрят).


Кузьма.

Да.


Потап.

Воды много наглотался.


Демка.

Долго оченно. (Кладут труп на рогожу).


Матвей.

Как ухватил-то я его, еще он, ровно бы, жив был.


Демка.

Подошли-то как мы, еще он держался.


Потап.

Мы видели.


Матвей.

Долго оченно в воде-то я его искал. (Выжимает подол рубашки). Продрог как… Ухватил я его за волосья-то, словно бы маненько шевелился.


Потап.

Какой здоровенной парень-то.


Кузьма.

Надо быть – купец.


Демка.

Купец и есть: ишь какая одежина-то.


Матвей.

И как, братцы, это он попал?


Потап.

Как попал! Может ограбили да бросили. Большая дорога по той стороне-то пошла…


Кузьма (покрывая труп рогожкой).

Отмаялся ты на сем свете, голубчик. (Никитка выходит из шалаша; слышится звон колокола).


Потап.

В монастыри к заутрени ударили. (Все крестятся).

Упокой, Господи, душу раба твоего.


Все.

Упокой, Господи.


Матвей (к Никите).

А ты, что ж не крестишься? Крестись.


Никита (бессознательно).

Упокой, Господи, душу раба твоего.


Потап.

Что ж, ребята, теперь ступай к становому. Объявить надо, так и так…


Кузьма.

Затаскают нас, братцы, теперича.


Демка.

Да, не помилуют. Пожалуй, и в острог влетишь!


Кузьма.

Хитрого нет.


Матвей.

За что?


Демка.

А за то.


Матвей.

За что – за то!


Демка.

Там уж опосля выйдет разрешение…


Матвей.

Коли ежели так, я его опять в реку сволоку.


Демка.

Экой дурак! Ты крещеный ли?


Матвей.

Да как же! За что ж меня в острог…


Демка.

Я сидел раз в остроге-то, за подозрение. Главная причина, братцы, говори все одно, не путайся. Месяца два меня допрашивали. Сейчас приведут тебя, становой скажет: «вот, братец, человека вы утопили; сказывай, как дело было». Ничего мол, ваше благородие, это я не знаю; а что, собственно, услыхамши мы крик, и теперича, как человек ежели тонет – отвязали мы, значит, лодку…


Кузьма.

Ну вот, ребята, слушай да помни. Чтоб всем говорить одно.


Матвей.

Отвязали мы лодку, подошли к энтому самому месту и, значит, вытащили.


Кузьма.

Мертвого?


Матвей.

Вестимо, мертвого.


Кузьма.

То-то.


Демка.

А на счет того, что откачивали – молчи. Потому, скажет: как ты смел до его дотронуться? Какое ты полное право имеешь? Коли ежели человек помер, опричь станового никто не может его тронуть. Так вы это и понимайте.


Матвей.

Ишь ты, лохматый черт, как он судейские-то дела произошел.


Демка.

Я, мол, как свеча горю перед вашим благородием, прикажите хоть огни подо мной поджигать, – я ничего не знаю. «Я, скажет, братец, верно знаю, что это ваше дело». Говори одно: как вашей милости будет угодно, я этому делу не причинен.


Потап.

Так, значит, все так и говори. Баб-то нет, некому над тобой и поплакать-то.


Демка.

Может, матушка родная по ем теперича плачет.


Матвей.

Кто ж, ребята, пойдет?


Демка.

Да я пойду.


Потап.

Ступай, брат. Ты на счет разговору лучше.


Демка.

Я разговаривать с кем хошь могу. (Идет в шалаш).


Кузьма.

Ах, господин честной, хлопот нам твое тело белое понаделало.


Потап.

Богу там за нас помолит.


Еще от автора Иван Федорович Горбунов
Очерки о старой Москве

Актер Горбунов совершал многочисленные поездки по России. Он создал эстрадный жанр устного рассказа, породил многочисленных последователей, литературных и сценических двойников. В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.


У пушки

Сцена из городской жизни. Диалог у пушки.


Генерал Дитятин

В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.Не многим известно, что у Козьмы Пруткова был родной брат – генерал Дитятин. Это самое вдохновенное создание Горбунова. Свой редкий талант он воплотил в образе старого аракчеевского служаки, дающего свои оценки любому политическому и общественному явлению пореформенной России.


Мастеровой

Сцена из городской жизни. Диалог в мастерской.


Затмение солнца

«Он с утра здесь путается. Спервоначалу зашел в трактир и стал эти свои слова говорить. Теперича, говорит, земля вертится, а Иван Ильич как свиснет его в ухо!.. Разве мы, говорит, на вертушке живем?..».


Просто случай

«Ну, Бог с ней! Ведь Бог все видит!.. Отец и денно, и нощно пекся об ней, а она против родителя… Захотелось вишь благородной, барыней быть захотелось!.. Ведь она, матушка, без моего благословения с барином под венец-то пошла. Да я ей, матушка, и то простил. Я ей все отдал: все, что еще старики накопили, я ей отдал. На, дочка, живи, да нашу старость покой, а она… ну, Бог с ней! Ты подумай, матушка, кабы я пьяница был…».


Рекомендуем почитать
Наташа

«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».


Том 1. Романы. Рассказы. Критика

В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.



Том 8. Стихотворения. Рассказы

В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 4. Творимая легенда

В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.


Пасхальные рассказы русских писателей

Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.


На реке

«Целый день они у меня тут. Вот жар-то посвалил, все сейчас прибегут. Васютка уж вон там под ивой старается, удит. С большим мне, друг, хуже, верно тебе говорю… не люблю… а парнишко придет — первый он у меня человек. Ты думаешь — парнишко что? Он все понимает, все смыслит, только ты его не бей, не огорчай его…».


На празднике

«Сказывают, у его денег залежных много. Вот, ребята, кабы нашему брату теперича деньги — не стали бы мы так-то трепаться, задали бы форсу! Я бы сей трактир снял, али бы…».


На большой дороге

«Я разов шесть в уголовной-то парился, да Бог миловал, один раз только в сильном подозрении оставили. А уж однова как приходилось: если бы попался, миногами бы накормили...».


На почтовой станции ночью

Сцена из народного быта. Диалог на почтовой станции.