Утонувшие надежды - [70]

Однажды в тюрьме появился некто Митч Ланч, получивший большой срок за продолжительный шантаж владельца нефтяной компании в Талсе. Гаффи не узнал в Ланче того шулера, которого они ограбили вместе с Эдди и Тимом, однако Ланч узнал в Гаффи одного из тех уродов, что ворвались в его номер с пистолетом в руках. Так что Ланч принялся было выбивать из Гаффи дух, но вскоре увидел, что выбивать-то почти нечего. Лупить Гаффи было ничуть не интереснее, чем мочалить половую тряпку. Ланч пару раз взял Гаффи в оборот, но не испытал ни малейшего удовольствия; кончилось тем, что они каким-то странным образом подружились. По крайней мере стали приятелями.

Ланч рассказал Гаффи, как его предала девица Мира и как ее саму предал Тим Джепсон, прежде чем смыться с добычей. Причем, что самое интересное, большую часть добычи он оставил на месте.

Мира поклялась Ланчу, что Тим Джепсон спрятал четырнадцать тысяч из шестнадцати (она была в этом твердо уверена) где-то там, в городе, поскольку не желал путешествовать, имея на руках крупную сумму и навлекая на себя подозрения. Он рассчитывал вернуться за деньгами, когда возникнет нужда.

С особым пристрастием Ланч допросил Миру о том, куда именно Джепсон спрятал четырнадцать тысяч. В конце концов он совершенно уверился в неведении Миры, ибо, будь иначе, она непременно раскололась бы.

— Когда-нибудь я выйду отсюда, — повторял Ланч. — Выйду, вернусь в Кронли и стану ждать. Устроюсь на работу, какую бы ни предложили. И в один прекрасный день этот сукин сын вернется.

До сих пор ни одному из предсказаний Ланча не суждено было осуществиться. Он не вышел на волю — не дожил до конца срока. В 1952 году в одной из стычек на тюремном дворе ему между ребер всадили заточенную ручку ложки, и та угодила прямо в сердце. Но даже если бы он и вернулся в Кронли, то застал бы его вымершим и, уж конечно, не нашел бы там никакой работы. Помимо всего прочего, Тим Джепсон не спешил возвращаться в город за своими четырнадцатью тысячами.

Отсидев восемнадцать лет, Гаффи вышел на свободу. Сейчас он выглядел куда старше своих тридцати семи лет, лишился всех зубов, а кости его были до такой степени изломаны, что он двигался подобно пораженному артритом восьмидесятилетнему старику. Гаффи напрочь разучился жить в обществе. Он стал волком-одиночкой, способным либо злобно рычать, либо прятаться в норе. Он не мог найти работу, не мог снять комнату, даже не мог войти в автобус, не попадая при этом в неприятное положение. За ним приглядывал офицер, о котором ходила молва, будто он — сама доброта, но даже этот святой возненавидел Гаффи.

Именно тогда Гаффи начал всерьез задумываться о преступлении, которое обеспечило бы ему возвращение в камеру. Осознав, что ему следует немедленно изменить свою жизнь, он вспомнил о Тиме Джепсоне — человеке, поломавшем его судьбу, и о Митче Ланче — человеке, упорно и терпеливо дожидавшемся случая поквитаться. Воспоминания об этих людях, а также мысль о том, что в Кронли сейчас нет ни одной живой души, сделали свое дело. Гаффи отправился в путь — где автобусом, где на украденном велосипеде, а под конец — на своих двоих.

Долгие двадцать шесть лет Гаффи оставался единственным постоянным жителем Кронли. Он ждал, пестовал свою ущемленную гордость, восстанавливал крепость духа, присматривался к нечастым гостям, но караулил лишь одного.

И разумеется, продолжал искать тайник с четырнадцатью тысячами. Не нашел, но знал, что деньги где-то здесь. Тим Джепсон спрятал их очень хитро, и это обстоятельство гарантировало сохранность тайника. Когда-нибудь Джепсон вернется.

Сегодня?

Вывеска отеля Кронли уже давно обвалилась. Подъездная дорожка, на которой в сороковые — пятидесятые годы суетились швейцары, вызывавшие за четвертак такси для бродяг, желавших выехать за город, оказалась заваленной булыжниками. Гаффи осторожно пробирался между ними, прижимая к себе винтовку и джутовую сумку. За его костлявыми плечами болтался рюкзак, украденный у профессора. Прощальные лучи солнца осветили Калифорния-стрит, в дальнем конце которой появилась маленькая белая машина, направлявшаяся к отелю. Желтый солнечный свет отражался от ее лобового стекла.

Это не профессора и не хиппи. И не любители копаться в грязи, занятые поисками скобяных изделий двадцатого века и деревяшек девятнадцатого.

Неужели Тим Джепсон? Неужели он все же вернулся за своими деньгами? Гаффи крепче сжал в руке винтовку и скрылся в одном из переулков.

37

Дортмундер устал, был раздражен, рассержен, ему все осточертело и обрыдло.

— А теперь мне вести машину обратно по этим ухабам, да еще в полной темноте, — сказал он.

— Нас ждет уютный номер в гостинице, — ответил Том. — Так что никаких затруднений не предвидится.

— Никаких затруднений, говоришь?

Они уже въехали в город и тащились по главной улице, по обе стороны которой красовались двух-трехэтажные деревянные и кирпичные здания с магазинами в первых этажах. Все стекла были выбиты много лет назад, и кое-где стены хранили на себе следы пожаров. Бетонное покрытие проезжей части и тротуаров растрескалось и распалось на большие куски, похожие на льдины, вздутые и изломанные, покрытые пылью и мусором, который Дортмундеру приходилось старательно объезжать. На вывесках магазинов кое-где сохранились еле заметные буквы: