Утонуть в крови - [30]

Бронислав помалкивал, поглаживая свою темно-русую бороду, его мысли были о Саломее. Где же она скрывается?

Наконец в горницу вступили татарские послы, сопровождаемые Воинегом и двумя его ратниками.

Князья и Бронислав удивленно уставились на посланцев Батыя.

Послов было трое. Двое мужчин и женщина, настолько безобразная, что это невольно вызывало отвращение к ней.

На послах-мужчинах были короткие овечьи полушубки и штаны из толстой грубой ткани, заправленные в кожаные сапоги с загнутыми носками. На голове у них были островерхие шапки, отороченные мехом степной лисицы. Оба татарина были низкорослые и кривоногие, их темные раскосые глаза так и впились в сидящих перед ними князей.

Не успел Юрий Игоревич и рта раскрыть, как безобразная татарка, вся обвешанная амулетами из дерева и кости, вдруг затряслась, вытаращила глаза, как помешанная, и принялась совершать непонятные круговые движения руками, притопывая при этом ногами и изгибаясь всем телом. Растопыренные пальцы шаманки делали резкие хватающие движения.

Шаманка была одета в драный стеганый халат, настолько грязный, что было непонятно, какого он цвета. Черные волосы татарки были заплетены в две короткие косы, густо смазанные бараньим жиром. Ее лицо было размалевано красной охрой. Татарка скалила кривые желтые зубы, издавая непонятные хриплые звуки.

Оба татарина взирали на шаманку с нескрываемым почтением и даже слегка посторонились, дабы не мешать ей совершать свою дикую пляску.

Зрелище пританцовывающей перед ними грязной колдуньи не понравилось князьям, это отразилось у них на лицах.

Бронислав поморщился, почувствовав неприятный запах, исходящий от татарки.

Выплясывая и изгибаясь, шаманка приближалась все ближе и ближе к знатным русичам, тыча в их сторону растопыренными пальцами и страшно завывая.

— Слышь-ка, Воинег, убери от нас эту помешанную, — потеряв терпение, обратился к воеводе Юрий Игоревич.

— А ну-ка, молодцы, швырните-ка в снег старую ведьму! — кивнул своим воинам воевода.

Молодые ратники бесцеремонно схватили татарку за руки и выволокли за дверь. Ее возмущенный визг какое-то время был слышен во дворе, но вскоре стих, заглушенный громким хохотом княжеских гридней.

— С чем пожаловали? — неприветливо заговорил Юрий Игоревич, обращаясь к двум татарским мужам. — Выкладывайте!

Послы сняли свои мохнатые шапки и пожелали узнать, с кем они сейчас будут разговаривать. Один из послов неплохо говорил по-русски, другой изъяснялся только на половецком наречии.

Воинег представил послам князей и боярина Бронислава.

Послы сразу приосанились.

Тот, что знал русский, с надменным видом заговорил:

— Мой повелитель Бату-хан, внук Потрясателя Вселенной, говорит рязанскому князю на границе его земли: покорись мне и выдай десятую часть от имения своего и своих подданных. За это великий хан Бату почтит тебя своей милостью и позволит тебе стоять у стремени его коня.

Татарин умолк, выжидательно взирая на рязанского князя.

На скулах у Юрия Игоревича заходили желваки. Он с трудом сдержал гнев, рвущийся наружу. Какие-то вонючие узкоглазые нехристи, невесть откуда взявшиеся, будут условия ему ставить!

Тут еще Бронислав проговорил, с презрением глядя на послов:

— Что-то посланцы великого татарского хана одеты хуже наших смердов. Смех, да и только!

Юрий Игоревич сказал послам, что по реке Оке несколько русских князей владения имеют, мол, ему нужно до каждого из этих князей донести слова хана Батыя.

— На днях в Рязани соберутся все окрестные князья, — молвил послам Юрий Игоревич. — На общем совете князья примут единое решение: покориться хану Батыю или воевать с ним. О своем решении князья рязанские известят татарского хана.

Выслушав ответ Юрия Игоревича, татарские послы покинули Нузу.

Глава тринадцатая Прощание

Слух о том, что у Черного леса стоит несметная татарская орда, быстро распространился по Рязани.

Пребрана чистила рыбу, когда услышала, как судачат об этом в сенях соседки, пришедшие к ее матери за солью. Материнский голос показался Пребране необычайно встревоженным. Пребрана вся обратилась в слух и не заметила, как порезала себе палец.

Вернувшаяся из сеней Васса увидела, что дочь стоит у стола бледная, зажав палец в кулаке. Васса сразу сообразила, в чем дело.

— Порезалась?

Пребрана молча кивнула.

— Потерпи, дочка. Сейчас перевяжу.

Васса живо отыскала кусок чистого тонкого полотна и разорвала его на узкие ленты. Обмыв порезанный палец дочери холодной водой, Васса произнесла заговор, останавливающий кровь, потом умело сделала перевязку.

Пребрана с тревогой в голосе спросила у матери:

— Неужто мунгалы до Рязани доберутся?

Глаза Вассы стали серьезными.

— Не пугайся, милая, — сказала она и погладила дочь по волосам. — Князья наши этого не допустят. А коль и дойдут мунгалы до Рязани, то ворваться в город они все равно не смогут, ибо валы и стены рязанские им не преодолеть. Ведь и половцы в былые времена не раз подступали к Рязани, но так ни с чем и уходили в свои степи.

За обедом Мирошка, наслушавшись на торжище разговоров про татар, завел речь о том же:

— Может, конечно, и так случиться, что промешкают князья наши, войско собирая, и татары под Рязанью объявятся. Токмо страшиться этого не стоит. — Мирошка ободряюще подмигнул жене и дочери. — Рязанские стены безбожным мунгалам не одолеть! Эти валы и стены возводил незабвенный князь Ростислав Ярославич, когда вышел из-под власти Чернигова и не желал склонять голову перед сильным в ту пору Муромом. Это было еще при моем прадеде, который сам валил деревья под срубы, на коих потом, засыпав их камнями, рязанцы возвели восточный и южный валы вокруг города. Столь высоких валов нету ни в Муроме, ни в Пронске, ни в Коломне. Сказывают, что в Суздале валы и то ниже рязанских. Вот так-то!