«Ну а я-то здесь при чем? Мне-то душу мотать зачем было надо?»
«Из тебя, простачок, хотели сделать свидетеля. Подтвердил бы ты на суде факт кражи? Наверняка подтвердил бы. Вот и все, что от тебя еще требуется. Удивляюсь только, как он тебе эту пленку на руки отдал».
«Да сопротивлялся он, не хотел. Ну, со мной разговор короткий, — тут мой Жора ухмыльнулся многозначительно: отлегло от души. — Я ж его одним пальцем — и все».
«Нет уж, пальцем не надо, Жора, — попросил я его. — Обещаешь?»
«Ладно, бог с ним, — буркнул Жора и потянулся за пленкой. — Словами скажу».
«И слова выбирай, — посоветовал я. — Этот Вова — человек сложный. А пленку я тебе не отдам. Пусть она пока у меня полежит. Так и передай Володе: пленка, мол, твоя лежит в прокуратуре. Это будет ему самый лучший подарок».
«Ладно, Боря, спасибо тебе, Боря. А еще один вопрос тебе можно?»
«Один — можно. Я с работы, устал».
«Как же ты не сразу во всем разобрался? — простодушно спросил меня Жорик. — Дело-то, оказывается, ерундовое?»
Ну, что я мог ему ответить?
«Ты руки-то мыл со вчерашнего дня? Не мыл. Вот это меня с толку и сбило».
Оторопел мой Жорик, взглянул на свои руки и, криво усмехнувшись, соскреб с корявого ногтя следы ферромагнитной эмульсии… На этом мы давай и закончим повествование о ерундовом деле, которое я предлагаю условно назвать делом «об уточненной подлости».
Все понятно, — сказал я Б. П. Холмскому, закрывая свой исписанный блокнот, — все понятно и очень мило, но есть у меня как у беллетриста небольшая к тебе претензия.
Ну валяй выкладывай, — снисходительно проговорил Б. П., разминая в пальцах сигарету.
Ты все с нами воюешь, с сочинителями, все окурки высмеиваешь — ну те самые, традиционные, найденные в самом конце, — Боря Холмский благосклонно кивнул, давая мне понять, что пояснений не требуется, — а ведь песенка твоя, случайно записавшаяся, — это тоже своего рода окурок. Счастливая случайность, не больше того. Я понимаю, по наитию работал человек, решил использовать обстоятельства, да еще с похмелья… все это у тебя мотивировано. Но подними он уровень записи не в тот момент, когда началась передача «С добрым утром», — что бы ты делал тогда со всей своей дедукцией?
Видишь ли, какое дело, — утомленно сказал Б. П., — неважно, что там записалось, когда Володя пошел к секретеру, не это, так другое. Время утреннее, за три минуты много шумов могло вклиниться: тормоза машин, голоса на улице. Да мало ли что… Стереть-то запись он не мог.
Вот как? — саркастически сказал я. — Ну допустим. Но, вообще-то говоря, мне не совсем понятно, зачем эта верхняя запись была загнана в самый конец.
Во-первых, это очень достоверно, — пояснил Б. П., — а во-вторых, Вова должен был выбрать момент, когда за столом осталось как можно меньше людей. Ты удовлетворен моим объяснением?
Вполне. Но все это совершенно не прозвучало.
Не прозвучало? — задумчиво переспросил Б. П. Холмский. — Ну что ж, ты зайди ко мне как-нибудь через недельку. Сделаем вставки.
Я, конечно, зашел, понимая при этом, что у Бори наверняка не найдется времени для поправок и перестановок. Мне казалось сомнительным, чтоб Б. П. занялся этим нудным делом, требующим к тому же известного навыка.
Так оно и случилось.
