Утешение в дороге - [37]

Шум дороги вполне заменял Филу разговоры. Он, как и Рэй, впадал в задумчивость за рулем. Радио звучало еле слышно, и до меня долетали лишь обрывки слов и мелодий. Куда громче тарахтел двигатель и шуршали по асфальту толстые шины грузовика. Даже не верилось, что можно сидеть так высоко над дорогой, и я чувствовала себя хозяйкой бескрайних поместий. Я заглядывала за живые изгороди и видела уходящие вдаль поля – пурпурные, желтые, белые – и опоры линий электропередачи. Мелькали пастбища, овцы, амбары, дома, изгибы дороги, скрывающие то, что лежит за ними.

Вот это кайф, подумала я.

В кабине было по-рождественски тепло и уютно; по-кошачьи урчал мотор, и пахло дизельным топливом. Черная обивка сидений выглядела изрядно потертой; сзади на крючке висел старый зеленый свитер Фила.

Мы выехали на автостраду. Грузовик прибавил скорость, и колеса закрутились быстрее.

– Итак, Солас, – сказал Фил. – Давненько не видел, чтобы девушка ловила попутку.

– Это законно, не так ли?

– Конечно, насколько я слышал. Просто не так часто встречается.

Я посмотрела на его профиль и захлопала ресницами, но его взгляд был прикован к дороге.

– Вообще-то я не езжу на попутках, Фил, – протянула я. – Просто вчера вечером была в клубе, и у меня из сумки украли деньги и мобильник. – Я показала на кармашек в рюкзаке, где прятала мамино янтарное кольцо. – В общем, я на мели. А моя мама в Уэльсе, и она больна. Мне надо как-то добраться туда.

– Сочувствую. Ты заявила в полицию?

– О чем?

– Ну, насчет кошелька и телефона?

– Нет, а какой смысл? Кто бы это ни сделал, уже ушел с деньгами и выбросил кошелек в парке.

Я вспомнила, как однажды в подземке Трим украл бумажник. В толчее никто не заметил, как он сунул руку в дамскую сумку, что висела прямо у него перед носом. Потом мы втроем выскочили на следующей станции и побежали в Риджентс-Парк. Трим вытащил из бумажника деньги, двенадцать фунтов, и сказал, что это его добыча, плата за риск. После чего велел мне стереть его отпечатки пальцев и выбросить бумажник в кусты.

– В парке? – продолжал Фил. – В каком парке?

– Ну, в каком-нибудь старом. Или в мусорный контейнер. Неважно.

– А как же твои кредитки?

– Тоже тю-тю.

– Ты сообщила о краже? Ну, в компанию?

– О да, – беспечно произнесла я. – Разговаривала с ночной дежурной из «Америкэн Экспресс». Зовут Гейл. Классная тетка. Все ей подробно рассказала, и она объяснила, как получить новую карту.

– Приятно слышать, что все еще можно встретить живого человека.

– Да.

– А что с твоей мамой?

– Моей мамой?

– Что с ней случилось?

– Да поехала на серфинг в Уэльс.

– Серфинг?

– Да, она у меня очень спортивная. И тут нахлынула эта мегаволна, доску перевернуло, и мама ударилась головой. О скалу.

– У нее сотрясение мозга?

– Она едва соображает, где находится.

– Звучит серьезно. А в какой она части Уэльса?

– В Фишгарде, – сказала я.

– Фишгард? Не знал, что там занимаются серфингом.

– Еще как занимаются.

– Жаль, Солас, что не смогу доставить тебя до места. Но, когда приедем на стоянку в Кармартене, я, наверное, смогу договориться с кем-то из наших ребят, и тебя подбросят. Если хочешь. Некоторые парни едут туда на паромы.

– На паромы? В Ирландию?

– Да.

– Было бы здорово, Фил. – Мне действительно повезло. Фишгард? Паромы? Ирландия? Я не могла поверить, что остаток пути лежит на блюдечке. – Спасибо и все такое, – проворковала я.

Фил кивнул. Я снова уставилась на белые разделительные полосы, улыбаясь от уха до уха.

– А что у тебя в грузовике? – спросила я немного погодя.

Майко говорил, что дальнобойщики обычно подсаживают пассажиров, потому что им одиноко в дороге, и ты расплачиваешься тем, что развлекаешь их.

Фил оскалился, словно позировал перед камерой.

– Сыр, – ответил он. У меня заурчало в животе. Я обожаю сыр. – Шесть тысяч килограммов твердого сыра, Солас. И можешь себе представить? Ты попала к единственному веганскому дальнобойщику во всей чертовой Британии.

Ну что на это скажешь? Фил вздохнул, словно веганство – это трагедия, и погрузился в свою грустную веганскую мечту, приклеившись взглядом к дороге. Миля за милей исчезали под колесами его грузовика под бессвязную болтовню радио. Веганы не едят ни мясного, ни молочного, и будь я веганом, тоже, наверное, грустила бы. Мы проезжали мимо пабов, закусочных и живых изгородей. Я смотрела на дорожные знаки и не понимала, что они означают, хотя пыталась вникнуть. Попадалось множество знаков в форме леденцов, иногда с тремя полосками, иногда с двумя, а то и с одной. Вскоре я увидела длинный холм, покрытый желтым, и от него исходил резкий запах, как от горчицы.

Мы снова въехали на скоростной участок, и колеса быстрее покатились по гладкому шоссе.

По радио зазвучала песня, и Фил прибавил звук.

– Моя любимая, – сказал он. – «Жестокая Кэти, бродячее сокровище».

Я ожидала услышать старую добрую попсу, но вместо этого певица с трудом, как будто ее душила анаконда, выдавливала из себя слова, казавшиеся мне полной бессмыслицей.

Ах, будь я там, где быть хочу,

Была бы там, где нет меня…

От этих завываний у меня голова пошла кругом. Ветер трепал листья на деревьях, и они покрывались серебристой рябью. «