Утешение в дороге - [34]

Я вышла из телефонной будки и посмотрела на дорогу, уходящую вдаль. Солнце взошло, и город остался позади. Я закинула «ящерку» на плечо и побежала. Все, о чем я могла думать, так это о маленькой Холли в спущенных носках, которая играет с Колетт в сломанные куклы на темной страшной лестнице, умоляет Дэнни позволить ей выбрать лошадь и расчесывает, расчесывает мамины волосы, боясь остановиться. «Ты была маленькой, Холли, – все звучал во мне голос Гейл. – Совсем маленькой».

24. Эмми-Лу из Эйншема

Невозможно бежать вечно, и вскоре я перешла на шаг. Утренняя тишина была густой, как суп. Дома остались позади, потом и тротуары сменились ухабистой, поросшей травой обочиной, так что мои лодыжки нещадно окатывало росистым душем. Вместо садов и зданий тянулись поля, столбы и деревья. Столько зелени я еще никогда не видела. Вдоль дороги росли желтые и синие цветы. Воздух наполняли крики птиц, шелест и запах листьев.

А дорога уходила все дальше. Опять дома, потом высокая трава и поле с овцами.

Меня окружала открытая сельская местность, почти такая же красивая, как Ирландия, и я наконец могла дышать полной грудью. Как же здорово, что я не спрыгнула с того моста, пусть даже в животе разливается пустота, мучает жажда и возникает желание придушить всех этих птиц, горластых, как шимпанзе на нескончаемой вечеринке. Но утро было прохладным, живым и спокойным, и ноги шагали сами, не дожидаясь моей команды. Я представляла себе, как мама стоит на вершине холма и ждет, выискивает меня взглядом, наблюдает за каждым моим шагом, приближающим меня к ней.

Я преодолела пару-тройку миль, не меньше. Мимо проехали три легковушки и один грузовик, но полиции не было видно. Может, я зря запаниковала. Я же не назвала своего имени. Да, но назвала Темплтон-хаус. Они проверят информацию, сложат два и два, и тогда…

Глаза наполнились слезами, но я продолжала идти.

Впереди дорога уткнулась в причудливый мостик с пустующей будкой. Я ступила на него, и по обе стороны заискрилась сине-зеленая гладь реки, узкой и тихой. Я подумала о Майко, представляя, как он пересекает Темзу, уходя на север, в совершенно другой мир. Потом я увидела тропинку, бегущую у самой кромки воды, и длинные узкие лодки, пришвартованные у берега.

Речная вода в городе – это помойка, но здесь, как мне показалось, ее можно пить. Я сошла с мостика, спустилась по ступенькам на берег и прошлась вдоль лодок, пытаясь найти место, чтобы наклониться и зачерпнуть воды.

Я увидела какое-то строение, стену с водопадом и цветники. Я понятия не имела, что это за место, но отыскала удобный спуск к воде и сполоснула лицо. Вода была темной и, вероятно, кишела личинками мух, но я все-таки отважилась сделать глоток. По вкусу она напоминала воду из ведра после мытья пола, и меня чуть не стошнило. Хорошо, рядом оказалась скамейка, и я плюхнулась на нее без сил.

Я увидела клубок дыма, поднимающийся от одной из этих смешных длинных лодок, и нахмурилась.

Кто-нибудь слышал о пожаре на деревянной лодке?

Но тут у меня в голове раскудахтался Трим.

– Можно устроить пожар на лодке, – горячился он. – Помнишь, как загорелось в машинном отделении на «Титанике»? – Трим, как известно, зациклен на «Титанике».

– Да, – мысленно ответила я ему. – И посмотри, что получилось. Он же затонул.

– Да, но не из-за пожара. Всему виной айсберг.

– Но эти лодки такие крошечные. Ничего общего с «Титаником». Одна искра – и им конец. – Я растянулась на скамейке и сладко зевнула.

– Вы с Грейс тупые, как пробки, – усмехнулся Трим. – Огонь надо разводить в чем-то металлическом. Прочном и твердом.

– Да. Настолько прочном, чтобы лодка пошла ко дну от такой тяжести? – Я нарочно тупила, чтобы его позлить.

– На лодке можно перевезти статую Свободы, если захотеть. Зависит от размера. Лодка… как эта… маленькую печку… без проблем… – Его голос прервался, и возможно, я задремала.

Проснулась я все на той же скамейке. Солнце слепило глаза.

Парик съехал набок.

Я вскочила так резко, что он совсем упал. Я успела схватить его у самой земли и вернула на голову. В памяти ожил мой дурацкий телефонный звонок. Полиция… Они уже идут по следу. Я покопалась в рюкзаке и достала гребень. Расчесала парик и вздохнула с облегчением. Я снова стала Солас. Ни фига они меня не узнают, даже если пройдут мимо.

Я услышала свист, затем всплеск. И, прищурившись, огляделась вокруг.

Чуть поодаль, у берега, какой-то человек мыл окна на палубе своей лодки: длинной, зеленого цвета, с цветочными горшками, велосипедом на крыше и трубой, из которой вился дымок.

С длинными седыми волосами, завязанными в конский хвост, и мощными загорелыми руками, в голубых джинсах и футболке, мужчина насвистывал мелодию, которую слушал в наушниках. Таких, как он, я называю могитами в отрицании. Им за сорок, а ведут себя как семнадцатилетние. Иногда они даже хуже, чем обычные могиты. Рядом с ними хочется съежиться и спрятаться, особенно когда они пускаются в панибратство только потому, что считают себя твоими ровесниками.

Этот прервал работу и присосался к большой бутылке чистейшей воды. Не то что речная муть, которой я напилась. Жажда разыгралась во мне с новой силой.