Усы - [12]

На экране под бурные аплодисменты невидимой аудитории возникло слово «Конец», затем дикторша пожелала всем спокойной ночи. Однако они продолжали сидеть на диванчике, устремив глаза на пустой экран. Аньес переключилась на другую программу, но и там ничего не было. Фильм, особенно просмотренный с середины, оставлял странное впечатление: было очевидно, что сюжетные ходы не состыкованы, что реалистическая, хоть и слащавенькая история матери-одиночки и улыбчивого доктора в корне противоречит истории деревни, населенной психами, способными линчевать мясника, скрывавшего свой медицинский диплом, или истории человека, совершившего убийство после того, как он отсидел за него; ему чудилось, будто они были не зрителями, а сами состряпали эту белиберду кое-как, не обсудив заранее детали и всеми силами стараясь напортить друг другу, лишь бы слава не досталась соавтору. «Вполне возможно, что сценаристы, замыслившие эту гениальную драму, именно так и трудились, ставя друг другу палки в колеса», — подумал он. На экране мелькали белые хлопья — не выключи телевизор, этот снег будет мельтешить там всю ночь. Он пожалел, что у них нет видеомагнитофона: вот сидеть бы тут и смотреть, смотреть без конца!..

— Ладно, — сказала наконец Аньес, убрав метель с экрана нажатием кнопки на пульте, — я пошла спать.

Он посидел еще немного, пока она раздевалась и возилась в ванной. Сегодня вечером он не брился, целый день ничего не ел, и от слабости у него взмокли ладони. Кроме того, он выкурил целых три сигареты. И все же ему казалось, что жизнь снова входит в нормальную колею, что никто больше не собирается говорить об усах, да так оно и лучше. Раздетая Аньес прошла через гостиную в спальню и спросила оттуда: «Ты идешь? Я прямо умираю хочу спать!» Почему же все-таки Аньес отказалась от объяснения? Если она успела обзвонить днем всех их друзей, значит, решила, с какой-то особой целью, организовать коллективный заговор, устроить ему нечто вроде именинного сюрприза, вот только именины были не его, а чужие. Сидя перед телевизором, он ясно почувствовал, что она следит за ним, а вот теперь как ни в чем не бывало укладывается спать. «Иду!» — ответил он, но перед тем, как зайти в спальню, тоже направился в ванную комнату, схватил зубную щетку, отложил ее, сел на край ванны и огляделся. Его взгляд застыл на железном бачке под раковиной; поддев крышку ногой, он приподнял ее. Бачок был пуст, на дне валялся только комочек ваты, которым Аньес, наверное, стирала макияж. Ну ясное дело, она поспешила уничтожить все доказательства! Он прошел в кухню, поискал там мешок с мусором — мешка не было.

— Ты вынесла мусор? — крикнул он, прекрасно сознавая, что его притворно-равнодушный тон все равно выдает его с головой.

Аньес не ответила. Вернувшись в гостиную, он повторил свой вопрос.

— Да-да, не волнуйся, — сонно сказала Аньес, как будто уже дремала.

Развернувшись, он вышел из квартиры, бесшумно прикрыл за собой дверь и спустился на первый этаж, в закуток под черной лестницей, где стояли мусорные баки. И здесь пусто — наверное, консьержка уже выставила их на улицу. Ну конечно, он же приметил их, возвращаясь с работы.

Да, баки еще стояли на тротуаре. Он начал рыться в них, ища свой мешок. Таких мешков — голубых целлофановых — оказалось довольно много, он надрывал каждый ногтями. «Странно, как легко опознать собственные отходы!» — подумал он, созерцая пустые баночки из-под йогурта и скомканную фольгу от быстрозамороженных ужинов — мусор людей с богемными привычками, редко питающихся у себя дома. Это наблюдение вызвало у него легкий прилив социальной гордости: сам-то он человек солидный, устойчивый, домашний, ведущий нормальный образ жизни! И он с веселым озорством опрокинул бак на тротуар. Небольшой пластиковый пакет из ванной нашелся почти сразу; он вытащил из него ватные фитильки, пару тампаксов, сплющенный тюбик от пасты, другой — от жидкой пудры, использованные бритвенные лезвия. И свои бывшие усы — они тоже были там. Не такой плотный, густой пучок, сохранивший форму усов, как он надеялся увидеть, — скорее, разрозненные волоски. Он собрал их в руку, сколько смог — маленькую кучку, гораздо меньше, чем было сострижено, но все же лучше, чем ничего, — и поднялся в квартиру. Бесшумно войдя в спальню, с волосами на ладони, он сел на кровать рядом с Аньес, которая, похоже, уже спала, и зажег лампу в изголовье. Аньес легонько простонала; он тряхнул ее за плечо, и она, открыв глаза, сморщилась и недоуменно заморгала при виде его ладони, подставленной к самому ее лицу.

— Ну-ка, скажи, что это такое? — резко спросил он.

Она приподнялась, опершись на локоть и мигая — теперь уже от слишком яркого света.

— Что случилось? Что это у тебя в руке?

— Сбритые волосы! — объявил он, еле удерживаясь от злобного смеха.

— Ой, не надо! Только не начинай все сначала!

— Волосы от моих сбритых усов, — продолжал он. — Можешь полюбоваться.

— Ты просто сумасшедший.

Она выговорила эти слова спокойно, точно констатируя очевидный факт, без малейшего признака вчерашней истерики. На какой-то миг он даже уверовал в ее правоту: в глазах стороннего наблюдателя он действительно выглядел бы разъяренным безумцем, который навис над сонной женой и тычет ей в лицо зажатые в горсти извлеченные из помойки волосы. Но ему было наплевать, теперь он имел вещественное доказательство.