Устройство и его дубль - [13]

Он упрямо изложил лишь те факты, которые были связаны непосредственно с сегодняшним происшествием. Нет, у него нет врагов, о которых ему было бы известно. Нет, он лично не получал никакого послания, которое можно было бы истолковать как угрозу. Он понятия не имеет, что кроется за покушением на его жизнь.

Полиция была безукоризненно вежлива и серьезно обеспокоена. Они заверили его в том, что уведомят лейтенанта Галиля немедленно. Ему было поручено то дело, о котором мистер Мэннерд заявил накануне. Уведомят, как только удастся с ним связаться.

Визит в полицию, хоть и не закончился ничем определенным, отнял у них почти час. По пути обратно в отель Мэннерд едва сдерживался.

— Галиль с самого начала занимался этим делом! — мрачно заявил он. — Можно было дать ему распоряжение или еще что-нибудь.

— Я уверен, что он получил распоряжение, — коротко отозвался Коглен. — Думаю, я знаю, где он. Я разыщу его. Прямо сейчас.

Такси затормозило перед отелем «Петра». Мэннерд и Лори вышли. Коглен остался в машине.

— Береги себя, Томми, — сказала Лори. — Пожалуйста!

Такси влилось в поток машин и помчалось на улицу Хусейна с тем залихватским пренебрежением ко всем правилам дорожного движения, которое, вероятно, у всех стамбульских таксистов в крови.

При свете дня дом номер восемьдесят по улице Хусейна произвел на него еще более удручающее впечатление, чем прошлой ночью. Узкая, неимоверно извилистая улочка была вымощена щербатым булыжником, и мостовая имела чуть выпуклую форму в тщетной надежде ее создателей на то, что дождь будет смывать с нее отбросы. Из-за бесчисленных поворотов она не просматривалась больше чем на пятьдесят футов вперед. Когда они подъехали к зданию, перед ним стояла полицейская машина, а у двери на часах скучал полицейский в форме. Его аккуратный вид резко контрастировал с убогим окружением — однако вопреки всему этот район во времена Византийской империи вполне мог быть самым аристократическим кварталом города.

Коглена без слов пропустили внутрь. В доме полным ходом шла уборка. По крайней мере, пахло там далеко не так омерзительно, как накануне. Он поднялся по лестнице и вошел в заднюю комнатку, упомянутую в той записке, которую он должен был написать, но определенно не писал.

На складном стуле в углу сидел Дюваль, еще более изнуренный, чем вчера. На полу возле него были раскиданы многочисленные книги, а одна, раскрытая, лежала на коленях. Галиль задумчиво курил, сидя на подоконнике. За окном футах в шести белела стена соседнего дома. Свет, горевший в его окнах, казался серым и безрадостным. Когда Коглен вошел, Галиль поднял глаза и в них промелькнуло удовлетворение.

— Я надеялся, что после прогулки вы появитесь здесь, — сказал он радушно. — Мы с месье Дювалем как раз обмениваемся взаимными заверениями в нашем безумии.

— На Мраморном море, — без предисловия бухнул Коглен, — кто-то пытался убить Мэннерда. Поскольку покушение явно сопряжено с этим делом, может, это и безумие, но положение определенно серьезное! Вам звонили из Управления?

— Это было бы излишне, — мягко ответил Галиль. — Я присутствовал при покушении.

Коглен удивленно заморгал.

— Я с самого начала считал, что мистеру Мэннерду грозит опасность, — извиняющимся тоном пояснил Галиль. — Я, конечно, недооценивал ее. Но после вашего рассказа о том, что произошло вчера вечером — когда даже Мэннерд сам поверил в то, что споткнулся, — я принял все возможные меры, чтобы защитить его. Поэтому я, разумеется, был на яхте.

Коглен не верил своим ушам.

— Но я вас не видел!

— Я сидел под палубой, — хмуро пояснил Галиль. — Но большинство матросов были моими людьми. Вы, должно быть, заметили, что они не слишком искусные моряки?

Коглен никак не мог собраться с мыслями.

— Но…

— Пуля не причинила бы ему никакого вреда, — заверил его Галиль. — Меня больше беспокоил обед. Когда мы думали о грозящем ему убийстве, то опасались не только ножей и пистолетов, но и яда. Я старался предотвратить возможность отравления любым путем. Повар на яхте перепробовал все, что должны были подавать, а у него талант распознавать даже самые мельчайшие следы всех распространенных ядов. Забавный талант, верно?

— Но ведь в Мэннерда стреляли! — возразил Коглен. Лейтенант Галиль кивнул. И невозмутимо затянулся.

— Я — великолепный стрелок, — скромно сообщил он. — Я наблюдал за вами. В самый последний миг — и, к стыду моему, должен признать, что по чистой случайности, — мы обнаружили, что кофе отравлен.

Коглен ощутил, что в душе его подозрительность борется с замешательством.

— Если вы помните, — осторожно сказал Галиль, — мистер Мэннерд был всецело поглощен разговором. Когда он вспомнил о своем кофе, напиток уже остыл. Он послал матроса налить ему нового. Что неприятно, — добавил лейтенант с досадой, — так это то, что он остался в живых совершенно случайно! Повар — мой талантливый подчиненный — вылил остывший кофе и налил в чашку мистера Мэннерда горячий. А он, то есть повар, любит чуть теплый кофе — до чего же странные иной раз у людей бывают вкусы! Он решил выпить тот кофе, который вернул мистер Мэннерд, и оказалось, что в него что-то подмешали. Возможно, весь кофе был отравлен. Повар немедленно доложил мне. Предупредить мистера Мэннерда времени не оставалось. Он уже держал чашку в руке. Необходимо было какое-то эффектное действие. А я наблюдал за вашим обедом, готовый вмешаться в случае необходимости. Как я уже говорил, я великолепный стрелок, и мне не оставалось ничего иного, как выбить чашку у него из руки.