Уставшее время - [16]

Долго гадать не пришлось. Один из орангутангов, закончив осмотр палаты, указал на него пальцем:

— Вот этот. С обмотанным черепом.

Они дружно двинулись в сторону Мити, и он понял, что больше притворяться спящей красавицей не имеет смысла — все равно разбудят. Скинув с себя простыню, он сел на кровати и спросил незваных гостей:

— Чем обязан, господа?

— Ты нам по гроб жизни будешь обязан, говнюк, если живым останешься.

— Я надеюсь, вы, господа, отдаете себе отчет, что находитесь в казенном учреждении и ваши действия…

— Гляди, — заржал один из них, — он уже в штаны наклал. А мы еще даже не приступили к нашим действиям.

— Заткни пасть, — приказал ему второй, видимо, старшой. — А тебе, задохлик, наоборот, пасть придется раскрыть. И если мы останемся довольны твоим чириканьем, будешь считать, что заново родился. А не захочешь быть пай-мальчиком, я из тебя кишки вытяну и на ножки твоей постели намотаю. Уловил? — голос его был угрожающе-ласков.

— Уловил, — ответил Митя.

— Ну, если уловил, выкладывай — куда дел архив.

— Какой архив? — не понял Митя.

— Обыкновенный. Бумажный. Или тебе нужно память вправлять?

— Ребят, ей-богу не понимаю, о чем речь. Я не занимаюсь архивами, я же не архивариус, я художник.

Меня с кем-то спутали, это очевидно, лихорадочно думал Митя. Объясняй теперь, что я не верблюд. А лишние слова на них действуют как красная тряпка на быка. Сейчас в ход пойдут чугунные кулаки.

— Художником щас буду я, — заговорил младший по званию. — Я тебя, засранца, щас так распишу под хохлому… Андрюх, дай его мне. Он у меня живо заговорит.

— Уймись. Не видишь, у мальчика головка бо-бо, он не понимает, куда вляпался. Сейчас он хорошенько обдумает свои шансы и все нам расскажет, да, хороший мой?

Ласковый тон действовал на нервы гораздо сильнее, чем грубые угрозы. И наверное, Митя все бы ему выложил, если б было, что выкладывать. Но он не имел представления, чего от него добиваются.

— Ну так где ты держишь архив Старого Перца?

Митя вздрогнул и невольно выпучил на бандита глаза. Жуткое дело! С чего им вдруг взбрело в их тупые головы, что этот распроклятый архив, о котором он узнал при очень странных обстоятельствах и совершенно случайно, находится у него?

— А почему вы думаете, что он у меня? — осторожно спросил Митя.

— А ты маньку-то не строй из себя, — снова встрял второй громила. — Джигит не сдох, пока все нам не выложил. А скоро и ты за ним вдогонку полетишь, дерьмо сушеное.

Еще и Джигита приплели. Митя приготовился играть ва-банк:

— Ребята, у меня после ранения голова плохо работает. Вы у меня дома не поищите? Может, он там лежит, я просто сейчас не могу вспомнить.

— Голову мы тебе починим, — пообещал громила, сунув Мите под нос волосатый и татуированный кулак. — А за идиотов нас не надо держать — дома у тебя его нет, мы уже поискали без твоего разрешения.

Митя обреченно закрыл глаза и попытался представить себе, что спит и эти две человекообразины с их безмозглыми угрозами ему только снятся. Но громилы категорически не желали становиться сновидением и готовились перейти к активным действиям.

— Ну, я вижу, вежливого обращения клиент не ценит. А жаль. Придется для начала сильно попортить его витрину. Приступай, Витенька.

Старшой отошел в сторону, уступая арену младшему.

— Эй, господа-товарищи, — услышал Митя голос Николая, — здесь вам не бойня. Чего в самом деле привязались к парню. У него же это… как ее… ретроградная амнезия. Не помнит он ни хрена. Имейте совесть в конце концов!

Только сейчас Митя заметил, что никто в палате уже не спит. С беспокойным любопытством на лицах соседи наблюдали за увлекательным развитием его отношений с бандитами. Даже Антон плюнул на свою нирвану и вытягивал шею, чтобы лучше видеть происходящее.

— Становись в очередь, чудак, — ответил Витенька Николаю и, примериваясь, занес над Митей кулак.

Но едва Митя приготовился нырнуть мимо громилы под соседнюю кровать, как раздался мелодичный звонок. Отбойный молоток Витеньки остался висеть в воздухе, сам Витенька оглянулся на старшого — старшой снимал с пояса телефон. Он долго и молча слушал надрывный голос звонившего. Слов Митя разобрать не мог, но по истеричным интонациям догадался, что дела у того, кто звонил, идут совсем не по плану, а как раз наоборот. Когда телефонная исповедь закончилась, старшой выстроил замысловатое ругательство, повесил трубку на ремень и сказал Витеньке:

— Шмаль на Луже. Наши буксуют. Кисляй велел всем туда копытить.

— А этот? — спросил Витенька голосом капризного дитяти, у которого отбирают лакомство.

— Никуда не денется. Давай без базара, там наших гасят. А ты, партизан, — обратился старшой к Мите, — используй досуг для освежения памяти. Мы еще вернемся.

Они затопали к выходу, и Митя вздохнул облегченно. Когда они сюда вернутся, его здесь уже не будет. Конечно, они его найдут и в любом другом месте, но больница была наименее безопасным из всех возможных. Митя чувствовал себя здесь голым и беззащитным пред этими двумя мясниками. Больничная пижама, тапочки и постельный режим не придавали уверенности.

— Чего будешь делать? — поинтересовался Николай.

— Драпать.