Успение святой Иоланды - [20]

- Мне известно, мадемуазель, что около трех месяцев назад вы изготовили ядовитое зелье, предохраняющее от беременности, - продолжал герцог тем же безжалостно-светским тоном. - Вот это зелье. Отпираться бесполезно.

- Да.... да, монсеньер, я с-сд-делала это, - дрожащим голосом подтвердила Сильвия, - но я никого не...

- О, да, разумеется, вы никого не убивали с ножом в руках. И, тем не менее, по крайней мере, две жизни оборвались не без вашего участия! Кто заказал вам это лекарство? у! - Сильвия вздрогнула от прикосновения холодной стали.

"Давай, давай, папочка, так! Браво! - шептала про себя Марго, спрятавшись за ставнем. - Здорово я тебя разогрела!"

- Монсеньер, меня попросили...

- Кто? Д'Арнуле?

- Да, ваша светлость... Он сказал, что это нужно... для одной несчастной девушки из Валь-де-Рея... какой-то шляпницы... или белошвейки...

- ...Чье имя начинается на букву И?

- Да, монсеньер... о, Дева Мария, да уберите же вы это смертоносное оружие, я вам и так все расскажу! Он сказал, что эту бедняжку зовут... о, Боже, дайте вспомнить... какое-то аристократическое имя... весьма благозвучное... не то Инесса, не то Изольда...

- е то - Иоланда?

- О, нет, нет, монсеньер! Клянусь ранами Христа! - Старуха, рыдая, бросилась к ногам герцога, тот рывком поднял ее и, протащив через всю комнату к столу, за которым лекарка обычно записывала в книгу заказанные и отпущенные снадобья, швырнул на стул, да так, что лекарка чуть не свалилась вместе со стулом на пол. - О, монсеньер! у что мне сделать, чтобы вы....

Герцог молча выдрал из книги для записей чистый лист и положил перед заплаканной старухой. Затем так же молча придвинул к ней чернильницу с пером.

- Мадемуазель, я готов поверить, что вы стали сообщницей убийцы и насильника не по доброй воле; охотно допускаю, что этот прохвост вас обманул, рассказал вам душещипательную историю о девушке, попавшей в беду, а вы, по ангельской доброте своего сердца, поверили и согласились этой беде помочь. Я даже готов считать смерть матушки Теодорины несчастным случаем...

- Теодорины?

- Да, Теодорины, к которой почему-то попало это дьявольское снадобье.

- о, монсеньер, я не виновата... это все она... теперь я понимаю... затараторила травщица, - это Мари, немая дура Мари... ведь она не обучена даже азам грамоты... она вытирала пыль в шкафчике.... да, конечно, вытирала и переставила склянки! А господин аббат так торопился, что я...

- Что вы, мадемуазель, схватили с полки не ту склянку. В результате сперва погибла моя дочь, виновная лишь в том, что была невинным ребенком и слепо доверилась своему духовнику! А за ней последовала начальница хора только потому, что страдала бессонницей!

- О, монсеньер!! - Сильвия попыталась поцеловать герцогу руку, но тот оттолкнул старуху и недвусмысленным жестом указал ей на лист и перо.

- Я готов пощадить вас. о за это вы должны подробно описать все, что вам известно об участии в этом грязном деле аббата д'Арнуле.

е хотите, чтобы вас считали соучастницей преступления - значит, помогите изобличить убийцу!

- Хорошо... хорошо, монсеньер, я все сделаю, как вы говорите... вот видите - уже делаю!

- Прекрасно, сестра, продолжайте...

...Примерно через четверть часа герцог вылез из окна и торжественно продемонстрировал Марго исписанный с двух сторон лист: "у вот, Маргарита, теперь у нас есть, по крайней мере, одно письменное свидетельство против этого святотатца. Что же до ваших слов... Я верю вам, верю безоговорочно. о этого мало. ужно, чтобы поверили судейские. Завтра здесь будет отец Эрве, мой духовник и друг, - я обогнал его, - он человек чести, если он увидит и услышит все, что видел и слышал я...

- То выступит вместо меня в суде? Ладно, идет, монсеньер! Так даже лучше: этакой персоне скорее поверят. И мы вместе отправим эту тварь на плаху! - заключила Маргарита.

- Я сделаю для этого все, что в моих силах, слово дворянина! - пообещал герцог. Потом добавил: "Если потребуется, мы с отцом Эрве дойдем до его Святейшества."

День шестой

Отец Эрве де Форе прибыл в Фонтен-Герир перед самой вечерней.

Въехал в обитель не так, как его убитый горем духовный сын, а чинной трусцой, в карете с герцогскими коронами на дверцах, полулежа на подушках, - как и подобает солидному человеку и достопочтенному служителю Божьему. Безукоризненный овал лица, римский профиль, аристократическая бледность, сутана из тяжелого дорогого шелка, величавые жесты благословляющей руки. Ростом почти не уступает герцогу, но комплекцией будет поувесистей. А уж благообразия-то в лице, благообразия! Елей только что из носа не течет. Всем хорош. Вот только глаза... Очи долу, как положено человеку, денно и нощно погруженному в раздумья о бренности всего сущего. о то и дело высверкивает из-под ресниц холодное, острое, безжалостное, - как стилет из раззолоченных ножен, как когти из бархатных лап тигра! Герцог сказал: "Расскажи этому человеку все, что тебе известно", но чутье шептало Маргарите: "Молчи!" И она промолчала, когда Эрве стал поочередно расспрашивать монахинь о происшедшем.

Отец Эрве приехал в герцогской карете, но привез его не герцогский кучер, а Антуан. Это еще что за новости? Улучив минутку, Марго перебросилась парой слов со старым другом. Оказалось, что Гонория с отцом Эрве ехали колесо к колесу до Вернона, а потом аббатиса предложила не ехать сразу в обитель, а сперва прокатиться в Руан и повидаться с его преосвященством архиепископом Рене, - как видно, затем, чтобы произвести разведку насчет возможности официально произвести Иоланду в святые, или хотя бы в блаженные. А отец Эрве возражал, поскольку не хотел надолго упускать из вида его светлость.