Успение святой Иоланды - [11]

... Ехали молча. Аббатиса откинулась на спинку скамьи, подложив под спину подушку, и прикрыла глаза, будто смертельно устала, а сама сквозь длинные белесые ресницы пристально следила за аббатом, который сидел, отвернувшись к окну. Марго, сидя на самом краю скамьи и делая вид, будто она невыразимо счастлива, что в които веки получила возможность выбраться за стены обители, с глупой улыбкой высунула голову в окошко дверцы, ойкая и хихикая, как десятилетняя девочка, всякий раз, когда карету подбрасывало. А подбрасывало то и дело: мало того, что дорога никуда не годилась, так еще и Антуан, преисполнившись неразумного усердия, изо всех сил нахлестывал лошадей.

К тому же, этот идиот почему-то свернул налево, когда по всей логике вещей следовало ехать прямо, а на вопрос Гонории, чем это вызвано, принялся объяснять, что с панихидой задержались, что подвезти домой господина аббата значит дать изрядного крюка, и что матушке настоятельнице, если она действительно рассчитывает обедать в Верноне, лучше поторопиться, и что в таком разе лучше ехать через старый мост, короткой дорогой. Все это Антуан излагал, по своему обыкновению, длинно и невразумительно, как человек, привыкший иметь дело более с лошадьми, чем с людьми. Половину его длинной речи унес ветер, и та же участь, по всей видимости, постигла все гневные окрики аббатисы, поскольку Антуан и не подумал ни повернуть назад, ни хотя бы придержать коней. Впереди показались речушка Андель и старый мост - узкий, ветхий, с торчащими, как гнилые зубы в старческой челюсти, останками перил, который на ногах, то бишь, на трухлявых сваях, удерживали лишь честное слово да сила привычки. Антуан дважды стукнул кнутовищем по крыше кареты и испустил до того лихое и зверское "И-йих!", что карета буквально взлетела на мост, а аббатиса зажала уши и скорчила страдальческую гримасу. Из всех троих, сидевших в экипаже, только Марго, казалось, забавляло все происходящее, - но что с нее, с Марго, было взять?

а середине моста сваи то ли подломились, то ли ушли в дно, и правая сторона пролета опустилась до самой воды. Мчавшаяся во весь дух карета накренилась вправо, едва не встав на два колеса.

Аббатиса, взвизгнув, уцепилась за аббата, тот - за шторку. Правая дверца распахнулась - очевидно, от дорожной тряски разболталась защелка. Марго, беззаботно любовавшаяся на пейзаж за окном, с отчаянным воплем вывалилась из экипажа и, перекувыркнувшись, шлепнулась в воду. Карета на той же бешеной скорости вылетела на другой берег; там Антуан наконец-то осадил лошадей. Аббатиса немедленно вылезла из кареты и набросилась на кучера с проклятиями. о тот лишь пожимал плечами и повторял, что он ведь только старался побыстрее доставить их преподобия в Рей.

- О, Господи Иисусе, Боже всемилостивый! - простонала Гонория, воздевая руки к сияющему августовскому небу. - Антуан, ну есть ли на свете второй такой болван, как ты?

- ету, ваше преподобие, - с простодушной готовностью согласился бедолага-кучер. - Я один-разъединственный.

- Оно и видно. Ладно, поехали. Марго!... О, Дева Пречистая! А где же Маргарита?

- Да тут я, матушка! - раздался жалобный вопль, будто из-под воды.

- Антуан! Иди, дай руку - а то не вылезти!

Попыхтев, Антуан извлек из воды свою подругу - жалобно охавшую, растрепанную, облепленную тиной и мокрую, как мельничное колесо.

Разумеется, и речи не могло идти о том, чтобы посадить ее в таком непотребном виде в карету вместе с их преподобиями. Возвращаться обратно в обитель значило тратить время, а время аббатисе было дорого. Посему решено было, что Гонория в Рее захватит с собой Мадлон, аббатову экономку, а незадачливая Маргарита отправится пешком домой, благо до обители было не так уж далеко. Изругав Антуана на чем свет стоит и мимолетным взглядом выразив ему благодарность, Марго с самым унылым видом поплелась по дороге.

Когда стук колес и цокот копыт затихли вдали и можно было уже не опасаться, что кто-то ее увидит, она, высмотрев подходящее изогнутое дерево, сперва выжала и развесила на ветках промокшую одежду, противно липнувшую к телу, а потом сама улеглась, как дриада, на толстом стволе, свесив ноги и рассчитывая подремать, пока платье не просохнет. Бешеная скачка утомила ее - сказывался год спокойной жизни в монастыре. Да и последствия падения давали себя знать. Марго представила себе свое завтрашнее самочувствие и чертыхнулась. о все-таки, как славно было лежать нагишом на нагретом солнцем липовом стволе, слушать шелест листвы и щебет птиц, - и не думать о постах, молитвах, внешних приличиях... и о распятии-кинжале, припрятанном в тюфяке! Все-таки, кто - аббат или аббатиса? А, главное - зачем? Для чего этой парочке убивать тихую набожную пансионерку, за которую хорошо платят? Только ради того, чтобы сделать из нее святую? Так реликвий у них в церкви и без того хватает. Да еще и неизвестно, выгорит ли дело со святостью. А вот клиентуру они могут запросто растерять. Поскольку нормальным родителям надобны живые и здоровые дочки, а не картинки в святцах. о тогда какой смысл...

... Ее разбудил донесшийся с дороги цокот копыт. Ближе, ближе...