Уштарец - [5]

— Потерпи, сейчас помогу, — прежде чем снять его с куска арматуры, взялся за поиск перевязочного материала. Бинтов не нашёл, зато нашёл кусок чистой материи, который и порвал на ленты.

— Я постараюсь, сделать всё быстро, — сказал я, ухватившись обеими руками за торчащий из плеча Нодро штырь. Сделав глубокий вдох, со всех сил рванул на себя эту железку и, потеряв равновесие, отлетел вместе с ней к стене, напротив. Нодро сказав — ох, сполз на пол и потерял сознание. Железный штырь длиной с полметра оказался не совсем арматурой, это была трубка, в которую с одной стороны был вставлен гранёный наконечник.

Как долго я возился, оказывая помощь раненному Нодро, не знаю, меня окликнули, когда я завязывал последний узел бинта.

— Что с Нодро? — на подножке кабины стоял мужик с окровавленным лицом.

— Попал под раздачу, — сказал я на русском языке, показав на лежащий в углу кусок трубы. Мужик видимо догадался, что я сказал, так как больше ничего не спрашивал. Он влез в кабину и сел на пол рядом, прислонившись к стене.

— Ты кто, Данро, Гир или Шото?

— Данро, Гир, — мужик сглотнул и помотал головой, давая понять, что их больше нет в живых. Взяв остаток воды и последний кусок чистой ткани, решил помочь Шото. Рваная рана на его голове сильно кровоточила, но серьёзной опасности, по моему мнению, не представляла, череп цел, а кожа зарастёт, главное, чтобы заражения не было.

Через некоторое время, промыв его рану, заставил, держать сложенный втрое кусок материи на голове, так как полноценно перебинтовать было уже просто нечем.

— Шото, я пойду, посмотрю, что там снаружи, присмотри за Нодро. — Он кивнул, поняв, о чём я и мы на время расстались. Первым делом проверил, не осталось ли живых среди напавших на нас бандитов. Убедившись, что все мертвы, занялся осмотром техники, в первую очередь нашего паровоза. Повреждения оказались серьёзными, два передних колеса из четырёх были сильно покорёжены, одно из них вообще было оторвано и лежало на земле. Весь паровоз и вагоны с правой стороны были похожи на ежа, количество металлических труб, торчащих повсюду, даже уточнять не стал, их было просто не реально много. Пройдясь вдоль нашего короткого состава, обнаружил, что повреждены колёса ещё и у последнего вагона. Первый удар тараном пришёлся именно в это место и лишил вагон задней оси. Починить ось в полевых условиях невозможно, вагон придётся отцепить, вот только как это сделать, я не знал, механизм сцепки находился где-то внутри самого вагона.

— Полностью восстановить повреждённые колёса, не сможем, но поставить на ход, вполне возможно, — сказал я, вернувшись в кабину. Шото сделав задумчивое выражение лица, пытался понять, что я сейчас сказал. Ни одного русского слова он не знал в отличие от Нодро.

Через некоторое время, оказавшись вдвоём с ним у повреждённых колёс, я чуть ли не на пальцах объяснил ему, что собираюсь делать, и что он мне в этом должен помочь. С одной стороны, паровоз не мой и не я его сломал, стало быть, и ремонтировать я его не обязан. Но с другой стороны, починить придётся, иначе из этой пустоши могу вообще никогда не выбраться. Мне сейчас было уже не так важно, куда выбираться, главное к людям, а там видно будет, есть ли вообще какая-нибудь возможность вернуться домой. За то время что я объяснял Шото, что нужно делать, выяснил, что этот гражданин неизвестной национальности в механике понимает не больше, чем я в ядерной физике и надеяться мне, придётся лишь на себя.

Процесс ремонта начался с поиска инструмента и без подсказки Нодро находящегося в полубреду, я бы его никогда не нашёл. Инструмент был сложен в большом железном ящике, подвешенном снизу кабины, а добраться до содержимого можно было только через люк в полу из самой кабины. Честно говоря, я по этому люку прошёлся не один раз, и ни разу в мою голову не пришла мысль, для чего он тут. Крышка была больше похожа на заплатку, коих на паровозе было не меряно, видимо нападали на паровоз уже далеко не первый раз.

Заглянув под днище паровоза, смог в общих чертах понять, как он устроен. Две передние колёсные пары приводились в действие толстыми трёхрядными цепями, а поворачивал паровоз за счёт сгибания рамы, как у нашего родного трактора — К700. Чтобы развернуть это чудо техники на 180', требовалось сделать большой круг. Одним словом конструкция ненадёжная, инженер, создавший этот паровоз, явно был двоечником и не просчитал запас прочности созданных им механизмов.

Ремонт только самого паровоза занял по времени сутки, да и то, починить удалось не всё, одну пару передних колёс пришлось снять, на месте оставили только ось, процессу перемещения она помешать не должна. Шото помогал, чем мог, попутно занимаясь подготовкой к перевозке тел своих погибших товарищей. Как выглядит Данро, я уже знал, а вот Гира до этого ещё не видел. Гиром оказался совсем молодой парнишка, на вид лет пятнадцати, худой и конопатый.

Нодро пришёл в сознание ближе к ночи, был слаб, но умирать явно не собирался. Я как смог объяснил, что удалось отремонтировать и что ещё осталось. За завтра нам кровь из носа необходимо было поставить на колёса последний вагон и выдвинуться дальше, иначе просто умрём от недостатка воды и еды. Воды у нас оставалось всего один литр на троих, Нодро она была нужнее, чем нам, поэтому мы с Шото старались не пить совсем.