Ушедший в бездну - [2]

Голландец Лендерт, раненный не в сражении, а в драке с пьяными мародёрами, был подобран слугами старого барона и остался в замке. Бывший кальвинист, он без труда примирился с необходимостью стать католиком, верно служил сначала отцу Герхарда, а потом и ему самому, не отказывался ни от какой работы, сопровождал владельца замка в путешествиях и на охоте, великолепно стрелял и фехтовал, был смел и неприхотлив, как истинный солдат. Неудивительно, что этот седой крепкий старик со шрамами на лице и груди — следами многих сражений и поединков, сумел вызвать к себе интерес и доверие Конрада и первым узнал то, что не могло долго оставаться незамеченным…

В приёмном зале висел большой портрет Августы Венцеславы. Едва научившегося ходить Конрада кормилица часто приводила туда "поздороваться с матушкой". Малыш с восхищением разглядывал красивую женщину в серебристо-белом платье. Он помнил каждую складочку её воздушного наряда. Ночами ему грезилось, что она входит в его комнату, садится у его постели. Эти сны повторялись всё чаще. Он ждал их. Днём, наяву, он не хотел отпускать её образ. Мать представлялась ему ангелом. Её мягкие тёплые крылья касались его, в воображении он гладил их, мысленно разговаривая с ней, точно она и вправду была рядом, и действительно временами ощущал её присутствие настолько ясно, что мог бы испугаться, если бы был старше. Дети не боятся сказочного мира. Для них он реален.

— Я люблю тебя, — шептал Конрад, засыпая вечерами. И однажды услышал ответ. Тихий голос произнёс в его сознании:

— Я тоже люблю тебя, дитя.

С этого дня мысленный монолог превратился в диалог: мать отвечала сыну. Он слышал её голос внутри себя и вскоре стал видеть её наяву — не глазами, а внутренним зрением стремительно взрослеющей души.

— Она приходит ко мне каждую ночь, — задумчиво сказал Конрад, разглядывая овальный золотой медальон с портретом матери, висящий у него на шее. — Но у неё другая одежда. Её платье блестит почти вот так, — мальчик перевернул медальон, заставив его сверкнуть в лучах заходящего солнца. — Скоро она возьмёт меня на праздник.

Лендерт нахмурился, не отрываясь от своего занятия. Он точил кинжал, готовясь к охоте. Фантазии маленького хозяина бывали подчас довольно зловещими, но старый голландец относился к ним снисходительно. Вероятно, он сам подогревал их рассказами о своих приключениях. Не в первый раз он слышал от Конрада о его ночных свиданиях с покойной матерью и праздниках на далёком диком острове, где "красиво, как в раю". Лендерту стоило немалого труда убедить малыша в том, чтобы тот не говорил об этом никому, кроме него. Призрачный остров был их общей тайной, и старик молился, чтобы она не стала известной кому-нибудь третьему. Он любил Конрада и с горечью думал о его судьбе. Несправедливо, что такой красивый, славный мальчуган должен быть заживо похоронен в мрачных монастырских стенах. Будь Лендерт моложе, он похитил бы Конрада и увёз бы его к себе на родину, туда, где шумит настоящее море…

На рассвете барон отправился на охоту и не успел узнать, что ночью его младший сын исчез. Постель Конрада была пуста, окно в комнате открыто настежь, но под ним чёрным зеркалом блестел глубокий пруд, так что выбраться из замка с этой стороны мальчик не мог.

Обыскали каждый уголок в самых отдалённых покоях. Ребёнка не было нигде. Стараясь прогнать невольную мысль о том, что его тело, возможно, уже несколько часов лежало на илистом дне пруда, мажордом приказал осмотреть парк и окрестности.

Конрад объявился после полудня. Он сидел на скамейке возле пруда. На коленях у него, свернувшись, дремала тонкая серебристо-чёрная змейка. При приближении людей она стремительно скользнула в траву. Мальчик вскочил. Его глаза гневно сверкнули.

— Вы помешали мне! — закричал он на слуг. — Убирайтесь!

Мажордому стоило больших усилий убедить его вернуться домой.

Герхард не на шутку встревожился, когда ему доложили о случившемся. Вокруг замка шаталось столько разного сброда, что для восьмилетнего ребёнка прогулки в одиночестве могли окончиться бедой. Барон немедленно потребовал к себе сына.

— Я был один, — сказал Конрад с какой-то новой, неожиданной злостью. — Я никогда не бываю один. Мне хотелось забыть обо всех этих людях, которые целыми днями ходят за мной.

— Поэтому вы решили уйти из дому, сын мой? — спросил Герхард, едва сдерживая раздражение. Он не собирался потакать безумным выходкам своего младшего отпрыска и решил сурово наказать его, чтобы раз и навсегда отбить у него желание блуждать в одиночестве.

Конрад дерзко выдержал взгляд отца. Ни тени монашеского смирения. Герхард невольно вспомнил о знаменитом предке Норденфельдов. Рыцарь Отто фон Шернхабен, чей портрет украшал замковую библиотеку, был таким же свирепым и неукротимым, но окончил свои дни в монастыре. Богу угодно, чтобы Конрад стал преемником Отто и также молился за всех Норденфельдов. Гордые пекутся о смиренных…

Но пока с одного гордеца, ради его собственного блага, следовало сбить спесь.

Ночь Конрад провёл в чулане, освещённом тускло горящим масляным фитилём. Лёжа на соломенном тюфяке, брошенном прямо на пол у стены, мальчик с ликованием вспоминал минувший день. Он сумел сделать всё именно так, как требовала от него покойная мать! Накануне, по его просьбе, Лендерт раздобыл для него свежее яйцо чёрной курицы. Добрый старик не стал спрашивать, зачем оно понадобилось маленькому хозяину.