Ущелье белых духов - [19]

Рано утром прибежала Анжелика.

— Виталик, покажи журавлика, — попросила она.

— Пойдём. — Виталька взял ключ, но сарай не был заперт на замок. Виталька осторожно приоткрыл дверь.

Журавль лежал, подвернув крыло, с перерезанным горлом, возле него была нетронутая горка зерна.

Анжелика долго смотрела на мёртвую птицу, потом повернулась и молча пошла домой.

3

Зимой Рэму исполнилось десять месяцев. Он вырос и окреп. В глазах его не осталось щенячьего добродушия, они смотрели злобно и настороженно. Каждый день пёс провожал Витальку в школу и приходил встречать. Он терпеливо сидел у ворот школы, огромный, лохматый, неприступный. Собаки после нескольких драк трусливо обходили его. Медвежий рёв и волчьи клыки Рэма отпугивали каждого, кто отваживался поближе подойти к нему.

Однажды Виталька после уроков подошёл к Рэму, ждавшему его возле ворот, и увидел на снегу кусок колбасы. Рэм не тронул её. Виталька давно уже приучил собаку не брать пищу из чужих рук и не удивился. Но что-то заставило его поднять колбасу. Он осмотрел её, переломил. В колбасе было несколько тонких швейных иголок.

«Жора», — сразу догадался Виталька.

Застёгивая на ходу пальто, из школы выбежал председатель совета отряда Вадик Скопин.

Виталька остановил его и показал ему иголки.

— Ух ты! — Вадик даже присвистнул. — Кто же это?

— А ты не догадываешься? Иванов, кто ещё? Его сегодня не было в школе.

— Слушай, Виталька, — Вадик потащил Витальку за рукав, — надо его обсудить.

— Сколько можно обсуждать? — махнул рукой Виталька. — Надо вытолкать в шею из класса и больше не пускать.

— Дело… Пошли в школу, пока ребята не разбежались.

На другой день, как только Жора вошёл в класс, Виталька подошёл к нему и сунул под нос колбасу, утыканную иголками.

— А ну отойди, — тихо сказал Жора. Он давно уже разговаривал со всеми тихо и спокойно, но смотрел при этом так, что перед ним расступались.

— Ладно, давай проваливай из класса, — так же спокойно ответил Виталька.

— Чё? — насмешливо сморщил лицо Жора.

— Проваливай, говорю, из класса.

Жора с улыбкой потянулся пятернёй к лицу Витальки. Но в ту же минуту его подхватили и, раскачав, выбросили из класса. Жора ударился головой о дверной косяк и тяжело грохнулся на пол.

— Зайдёшь, будет хуже! — крикнул Вадик, закрывая дверь.

Но Жора вошёл вместе с учительницей.

— Анна Петровна, — сказал Вадик, — разрешите нам выполнить одно поручение совета отряда?

И прежде чем учительница успела ответить, Жору подхватили и снова выбросили из класса. В дверную ручку заложили заранее приготовленную палку.

Учительница смотрела на ребят и не в силах была произнести ни слова.

На педсовет вызвали весь класс. Ребят поставили в две шеренги вдоль стены.

Директор некоторое время ходил возле стола, заложив за спину руки, потом заговорил:

— Мне известны, дорогие юноши, ваши благородные побуждения. — Но… — он по привычке на этом своём «но» сделал паузу и, глядя вниз, продолжал: — по-видимому, в комсомол вас в этом году принимать не станем. Выгонять кого бы то ни было вам никто не давал права, тем более в присутствии учителя. Понимаете, это не входит в ваши полномочия. И следовательно, это можно расценивать лишь как хулиганство. Я не понимаю, как мог сделать такое лучший в школе класс.

— Это Бардашов и Скопин, — сказал Бульонов. — Я Иванова не выгонял, я сидел за своей партой.

— Правда, Лев Романович, — сказал Вадик Скопин, — Бульонова вы можете принять в комсомол, он ничего такого не сделал. Почему из-за нас должен страдать примерный мальчик?

— Вас никто не просил высовываться, — раздражённо оборвал его директор. — Дискуссию я открывать не намерен.

— А почему? — спросил звонкий и дерзкий голос.

— Кто это сказал? — повернулся на голос директор.

— Я. — Из строя вышел Игорь Филиппов.

Учителя зашевелились. Директор некоторое время в упор смотрел на Игоря, потом снова принялся ходить по учительской, поскрипывая протезом.

— Ну хорошо. Что ты намерен сказать?

— Дрянь надо выбрасывать, Лев Романович, как гнилую картошку.

— Куда выбрасывать? Гнилую картошку — это ясно, а человека?

Игорь растерялся от такого вопроса.

— Вот видишь, — сухо улыбнулся ему директор. — Вы решили быть умнее всех, но… решить — это ещё не значит быть. Стань на своё место.

Красный от смущения Игорь вернулся в свой ряд.

Из-за стола встал учитель естествознания Горшков, желчный худой старик, прозванный ребятами «пенсионером». Горшков без конца повторял, что скоро уйдёт на пенсию и избавится, наконец, от «теперешних буйных учеников». Ребята его не любили и, действительно, баловались на уроках естествознания.

— Сегодня вы выбросили из класса Иванова, — начал он, — завтра выбросите Сидорова, послезавтра Петрова… А дальше что? Допустим, Иванов вам чем-то не нравится. Так что же… применять к нему самосуд? Потом вам не понравится какой-то учитель. Стало быть, вы и его выбросите из класса? Не-ет, так дело не пойдёт. Зачинщиков надо наказать. И наказать строго. У нас в школе ещё не было такого, чтобы кого-то выбрасывали из класса в присутствии учителя.

Анна Петровна сидела за столом и в раздумье чертила какие-то завитушки на чистом листе бумаги.