Ушаков - [33]

— Хватит! — крикнул вице-адмирал. — Пора помириться! Державное дело делать.

— Ваше высокопревосходительство! Алексей Наумович, но он же весь лес на свой корабль забирает. Не успел я уехать на ту верфь, вы же знаете, что я один и тут и там. Он лес вывез и все на один корабль, другие стоят.

— Что самовольничаешь? Не твоя ведь усадьба, что хочу, то и ворочу, — загромыхал, преобразившись из больного старика в грозного адмирала, Сенявин.

— Алексей Наумович, — приложил руки к груди высокий капитан 2-го ранга, — мне доделать малость осталось, и корабль готов, а лес завтра будет, везут уже.

Сенявин пожурил его еще за самовольство, но согласился:

— Верно, Иван Афанасьевич, прискакал гонец, сегодня уже двадцать подвод подведут да завтра столько же. Хватит тебе. Остынь. Давайте щей похлебаем.

Пока расставляли миски да раскладывали приборы, Сенявин вызвал уезжающего в Петербург капитан-лейтенанта. Тот пришел и доложился. Ушаков обнялся с вошедшим, обрадовался как родному. Ваня Апраксин, его прошлогодний командир на праме, вместе Дон обуздывали. И вот уже в Петербург. Что так быстро? Тот обернулся и тихо сказал:

— Перемрем все, Федя, здесь. Надо хоть в бой, на Средиземное, но от этой гнилости бежать. Вон, смотри, адмирал наш совсем плох.

Сенявин, как бы услыша, обернулся к Апраксину и тихим хриплым голосом сказал:

— Прошу о сей моей болезни жене не сказывать, и ежели она от кого о том может поведать, то примите на себя труд уверить ее, что я здоров.

И лихорадка снова забила его мелкой дрожью, но он пересилил себя, сел за стол вместе со всеми, расспрашивал Афанасьева о делах в Икорце, о поставках железа, капитана судна о якорях и команде, Ушакова об опасностях от кочевников и наибольших отмелях. Все хотел знать, перепроверить этот вершитель морских судеб на юге Отечества.

Прощались все вместе, каждому сказал деловое напутствие и дал наказ. На Апраксина посмотрел грустно и сказал:

— Езжайте немедля, господин капитан-лейтенант, рапорта мои передайте вице-президенту Адмиралтейств-коллегии его светлости Чернышеву. Да скажите ему, что мы дело свое исполним. И не умрем. — Подумал и добавил: — Впрочем, многие умрут.

Ушакову подал руку и неожиданно вспомнил:

— А ты мне здорово отвечал на экзамене. Чувствую, что наука впрок пошла. Вот что, встань-ка на реке Кутюрме дозором, не дай бог турки две шлюпки пришлют и весь флот наш пожгут. Считай приказ тебе до осени. Ну давайте с Богом за дела!

Таганрог — Крым — Балаклава

К весне со всех стапелей на Дону сошло 12 «новоизобретенных» кораблей, 5 двухъярусных прамов, 1 дубель-шлюпка, 1 палубный бот, 58 лодок с двумя пушками. Корабли были построены. Сенявин получил звание вице-адмирала. Однако флота еще не было, необходимо было собрать корабли в кулак и переправить их к крепостям Азов и Таганрог.

* * *

Переход этот был нелегкий и изнурительный. Команды только учились ставить паруса, грести. Прамы осторожно двигались по воде, натыкались на песчаные косы, преодолевали их. Почти сорок километров протащили посуху прамы на катках рекруты и солдаты. Команда Якова Сухотина с 40 лодками прошла до Черкасска и осталась там зимовать. Мичман Пустошкин и мичман Соловьев свои лодки оставили на зиму в станице Вешенской.

Летом 1770 года двинулись все к Таганрогу. Там уже укреплялась набережная, делали гавань, строили дома, казармы. Однако на Таганрог осенью обрушился сокрушительный смерч. Так стихия еще раз испробовала крепость кораблей и людей. И те и другие выдержали плохо. Илья Ханыков отмечает в своих записках: «В ноябре 10-го числа того же 770 года с гавани на две трети унесло по берегам, после в декабре на 15 число сделался ветер еще больше… и всю гавань до основания разнесло… и после того и по сие время (то есть по 1772 г. — В. Г.) по Таганрогу, казармам, землянкам ходил мор, хлестала людей лихоманка (лихорадка)». Умирали солдаты, умирали корабельные мастера, умирали архитекторы, умирали офицеры. Дорогой ценой заплатила Россия за этот свой первый порт и базу на Азовском море.

Весной 1771 года Азовский флот получает боевое крещение. Корпус генерал-майора Щербатова армии князя Долгорукого ведет наступление со стороны Геничи и Арабата в тыл турецким войскам, находящимся в Крыму. Сенявин должен был поддержать это наступление, как только «вскроются воды». 25 апреля он пишет из Таганрога вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Ивану Григорьевичу Чернышеву: «При всей моей скуке и досаде на то, что я еще к выступлению не готов, ваше сиятельство, вообразите себе и мое удовольствие: видеть с высоты стоящие перед гаванью в Таганроге суда под военным российским флагом — чего со времен Петра Великого, то есть с 1699 года здесь не видели!» (граф забыл, что войска Миниха были здесь и позднее).

18 мая эскадра тронулась в путь. Выпали на ее долю и штормовые ветры, что повлекли на дно пять кораблей, лодок и шлюпок. У Геничей флот помог построить мост через косу и двинулся к проливу Еникале, где и встретил турецкий флот из 40 судов, галер.

Эскадра Сенявина пошла на сближение, но турки, потрясенные появлением русского флота, бой не приняли и отступили. Русские корабли встали на Еникальском рейде и вступили «сполна во владение Азовским морем». 23 июня Сенявин с удовлетворением пишет И. Чернышеву: «Я скажу, что прошел Азовское море вдоль от одного края до другого и теперь опять на половине. Я думаю, что турки таких судов на Азовском море видеть не уповали. Удивление их тем больше быть может, что по известности им азовской и таганрогской глубины там великим суднам быть нельзя… то по справедливости сказать турки могут, что флот сей пришел к ним не с моря, а с азовских высоких гор. Удивятся они и еще больше, как увидят на Черном море фрегаты и почувствуют их силы».