Урожденный дворянин - [5]

Голый как-то странно говорил. Тщательно чеканил каждый слог. Старательно подчеркивал интонацией ключевые слова. Будто стремился к тому, чтобы ни частицы выданной им информации не ускользнуло от внимания собеседника. И это настолько не походило на обычную манеру разговора, что в голову Переверзева тотчас толкнулась мысль: «Иностранец, что ли?»

– Чума-а! – выдохнул Монахов.

– Я ж говорил, что он псих! – обрадовался Славик Карачун.

А Николай Степанович кашлянул и спросил:

– Ты кто вообще такой?

– Я есть урожденный дворянин, – сказал голый с таким видом, что эти его слова немедленно все объяснят.

Переверзев во все глаза уставился на голого.

Обычный парень. Невысокий, крепко сбитый. Смугловат. Темные волосы пострижены аккуратно и коротко. «Татуировок и шрамов не имеет», – машинально отметил еще прапорщик. Да не похож он на сумасшедшего! Взгляд ясный и серьезный. Стоит прямо. Ничего такого, за что можно было зацепиться взглядом – парень и парень. Но почему-то чем-то… чужим, чем-то нездешним от него веет.

Тут вернулся сержант Ибрагимов. Тот, кого он вел – коренастый молодой мужик лет уже под тридцать с густо татуированными плечами, в черной майке-«алкоголичке» и потертых джинсах, – ступал нетвердо, снуло мотал головой и имел вид только что проснувшегося с тягчайшего похмелья. Не дойдя нескольких шагов до четверых стоящих у «бобика», он вдруг шатнулся в сторону и присел на корточки, а потом его вырвало.

– Видали, как его этот чумовой уделал? – воскликнул Славик. – Саня, ты как, братан?

Вместо ответа мужик выдал еще один мучительно надрывный «залп».

– В «скорую» звонить надо, товарищ прапорщик? – предположил Алишер. – Очень плохо у него…

Голый парень вдруг тронулся с места – так неожиданно, что Николай Степанович не успел его остановить, и подошел к Тузику, покачивающемуся на корточках над лужей собственной блевотины.

– Э! Э! – предостерегающе завел было Алишер.

– Уберите его от Саньки! – взверещал и Карачун. – Вы ж менты, вы че? Куда смотрите?!

Но и Алишер сделать тоже ничего не успел. Голый, склонившись над страдающим мужиком, запрокинул ему голову, после чего указательным и большим пальцами поочередно надавил куда-то под глазами. Тот крякнул и обмяк. Уложив Тузика на асфальт, парень развернулся к Переверзеву.

– Сюминут у него необходимость спать, – сказал парень, – и убереженным быть от всякого беспокойства.

– Ты врач, что ли? – проговорил Николай Степанович, тут же сообразив, что в силу возраста парень практикующим медиком точно быть не может.

– Сюминут… – хихикнул Монахов. – Это что – сию минуту, что ли?

И тогда в голове старшего прапорщика что-то щелкнуло. Странная речь… Манера четко проговаривать каждый звук в высказывании – это не акцент ли какой?.. И держится как-то не по-нашему. И, наконец, познания в медицине…

Да это ж иностранный студент из этого… СГМУ. То бишь, Саратовского государственного медицинского университета.

По роду своей деятельности Николай Степанович терпеть не мог всего мутного, не поддающегося объяснению. И теперь Переверзев даже вздохнул от облегчения, как вздыхает всякий человек, только что разгадавший трудную загадку.

Действительно, среди представителей среднего класса всяких Марокко, Алжиров, Индий и Танзаний находилось немало охотников отправить своих отпрысков учиться медицинским премудростям именно в Россию; в Москву, Питер, Волгоград и прочие города, где при медуниверситетах функционировали иностранные отделения. Тому имелось, по меньшей мере, три весомых причины. Во-первых, плата за обучение в России в десятки раз ниже, чем в гораздо более престижных США, Германии или Англии. Во-вторых, практика. Одно дело приноровиться щелкать кнопками на хитрых аппаратах и пичкать пациентов эффективными, но жутко дорогостоящими медикаментами, и совсем другое – уметь невооруженным глазом определить причину недуга и назначить лечение, что называется, подручными средствами. Ну и, в-третьих, что бы там не говорили высоколобые европейцы или узколобые американцы, но базовые знания российские медицинские вузы давали основательные. Иностранцам, получившим образование в России, нужно было только подтвердить на родине свою компетентность, сдав экзамены по соответствующим дисциплинам, и получить лицензию, дававшую право на практику по всему миру. Лицензия же Минздрава РФ, естественно, нигде, кроме самой РФ, не котировалась.

Правда, не всем иностранным студентам удавалось успешно закончить российские вузы. И дело тут было вовсе не в языковом барьере (для преодоления коего существовали подготовительные отделения, где иностранцев на протяжении полугода обучали русскому языку по особой программе). Дело было в том, что чужеземные недоросли, вырвавшиеся за пределы родных государств, в большинстве которых алкоголь и прочие греховные радости либо находились под запретом, либо стоили бешеных денег, пускались, как говорится, во все тяжкие. Получая ежемесячно от родителей на карманные расходы суммы, которых любому российскому студенту хватило бы на год безбедной жизни, ребятки быстро становились знатоками и завсегдатаями местных ночных клубов, баров, кафе и ресторанов. К культуре пития юные иностранцы приучены не были, вследствие чего частенько упивались до соплей и становились жертвами обмана, а также и обыкновенного разбоя со стороны таксистов, сотрудников увеселительных заведений да и просто гопников. А бывало – и не так уж и редко – сами будущие медики куролесили так, что попадали в полицию уже не в качестве потерпевших, а в качестве нарушителей общественного порядка. В общем, сотрудникам отдела полиции Октябрьского района (на территории этого района располагались общежития иностранных студентов) скучать не приходилось.