Уровень Ки-До - [15]

— «Но название фамилий?!» — посмотрел я на ее осмысленное выражение лица. — «Впрочем, разберемся».

* * *

Обнаженные парни стеснительно прикрывали себя руками. Члены комиссии по медосмотру ходили с отсутствующим видом. Пригодность к военной службе определялась длинным путешествием по кабинетам в обнаженном виде с листиком бумаги в руках, который наиболее стеснительные ухитрялись использовать для прикрытия своего срамного места.

Распорядитель рассек эту ежевшуюся массу парней на ручьи по кабинетам. Так будет быстрей.

Я попал к окулисту. Решительным жестом посадив меня на стул, она принялась выверять мое зрение.

— «Трудная ей предстоит задача», — вспомнил я про очки. Однако конкретного опыта у меня не было. Я кое-как «разглядел» только первые буквы таблицы, но, на ее удивленное выражение лица, решил, что «перестарался» и увидел три строчки. Она кивнула головой и повела меня в соседнюю темную комнату. По ходу луча света, поставленного мне в глаза окулист подсунула какие-то стекляшечки на металлической рейке. Я стал любоваться изменению луча света в них, но спохватился и остановил зрение. Тщетно гоняла врач рейку то вверх, то вниз. Она убрала ее в сторону и внимательно посмотрела на невинное выражение моего лица.

— Смотрите на палец, — сказала она и повела его в левую сторону.

Я оставил левый глаз на месте, а правым следовал за пальцем.

— Давно у вас так? — спросила она.

— Такая способность от рождения, — честно сказал я, зная, что врачи ориентируются только на общепринятое.

Она повела палец в правую сторону. На мгновение я замешкался. Не окажется ли это противоречием, если я повторю то же самое? Но медлить было некогда.

— Дальше можете комиссию не проходить. Вы освобождаетесь от воинской обязанности по зрению.

— «Нет, уважаемая, — прикрылся я фамильным листком, шагая по коридору. — Проверка продолжается».

Я залетел в кабинет к отоларингологу.

— Могли бы голых ко мне не посылать, — пробурчала сухощавая женщина и накинула халат мне на плечи.

Вскоре ухо мое стало гореть от ее копаний в нем. Затем другое. Вновь и вновь. Наконец, она сдалась и сказала:

— Создал же Господь такую неземную конструкцию уха. Как вы слышите? Слышал я так, что летней ночью тихое движение кошки по саду не могло ускользнуть от меня. Я молчал. Врач ушла за спиной в конец комнаты и стала произносить четкие слова. За тем, по шелесту халата я мог определить каждый сантиметр ее приближения. Наконец она нависла надо мной и почти крикнула:

— Вы меня слышите?

Я поднял голову и невинно посмотрел в ее старательные глаза.

— Да. Вы, батенька, уже списаны, — глянула она в листочек. — Можете комиссию не проходить.

Терапевт лихо набросилась на меня. Здесь скопилась очередь.

— «Уши — не моя заслуга» — подчинялся я ее движению моим телом. — «А вот сердце…»

Сердцебиение я запустил в ритм меняющимся состояним внутреннего Космоса. Сократив сердечную сумку и включая ян-меридианы, я пустил сердце в бешеный скач.

— Не волнуйтесь, — властно сказала врач.

Я тут же отпустил сердечную область и расслабил ян-меридианы. Сердце стало биться сильно, но крайне редко. Но не успела она еще что-то сказать, как я вновь его запустил вскач. Затем тут же в глухие редкие удары.

Удивление врача мне понравилось и я не только увеличил скорость переходов, но и меняя число ударов то отстукивал вальс, то танго, то фокстрот. Искусства барабанного сердца она не заметила, и сказала:

— Вас немедленно нужно госпитализировать.

Тут зашел главный врач.

— Внешне богатырь, а внутри хуже чем у старых людей, — объявила она ему свою находку.

Но главврачу было не до частных случаев. Дела.

— Идите, одевайтесь! — приказал он мне.

Уже в коридоре, устланном чистой тряпочкой, я «наткнулся» на стол с врачом.

— Сюда, сюда, — поманил меня пальцем к себе хирург.

Он крутнул меня несколько раз и удовлетворенно отметил:

— Приятно посмотреть. Хиляки кругом, либо хандрозники в молодом возрасте. Я замысловато извил себя.

— О, нет слов! Мало кто знает йогу, но будущее за ней. Многие болезни сейчас смехотворны. Но сколько страданий. Сколько научных трудов по патологиям?!

Теперь в паспорте у меня красовался штамп с надписью: «Невоеннобязанная».

— «Придется праздновать восьмое марта», — посмотрел я на знак, показывающий на неразвитость человеческих критериев и методов. Вместо того, чтобы определить меня с завышенными способностями, комиссия негласно заявила: «Кто не такие как мы, тот хуже нас». Таково эталонирование во всем.

— «А может быть, я действительно хуже других? — думал я. — По крайней мере различие дает основу для сопоставления взглядом со стороны».

— Надеюсь от выступления на соревнованиях по тяжелой атлетике не откажешься? — подошел ко мне тренер Камиль Агафуров.

— Раз дал слово, то выполню.

— Эдик здесь, — хлопнул он меня по плечу и довольный ушел.

В комнате общежития сидел Эдик и беседовал с Алексеем и Геннадием.

— «Скорее всего о работе говорят», — пожал я Эдику крепкую, но добрую руку.

— Чудак, — сказал он. — Осталось два месяца лагерей и у тебя офицерское звание было бы. А теперь ты…

— Невоеннобязанная, — закончил я его фразу.

— Вот видишь, до чего скатился, — невозмутимо сказал он.