Уроки умелых обезьян - [4]

Я только сумму, обещанную отстоял, а теперь вы уже, как считаете сами. Сказал и вышел, пошел к помощникам нашим. Вьетнамским ребятам. Сел с ними на корточки и говорим. Они прямо на меня, как на икону. Это же надо, ведь такое впервые у них на глазах, так оказалось. Чтобы работник огрызался и не пошел на попятную? У них так нельзя! И потом рассказали, что в армии почти нет наказаний. Только два предупреждения. Одно, потом второе.

— А дальше, что? — Спрашиваю. — Какое третье? Что за наказание? А они нахохлились, переглянулись и один, самый смелый из них.

— Третьего нет предупреждения! Ты, Жора понял? Не бывает его.

— Чего не бывает? Чего, для него?

— А ничего. И ему уже, будет все равно. И мы это знаем. А теперь и ты, знаешь. Ну и хорошо, что ты не вьетнамец!

Вышел из комнаты Лешка, зовет.

— Ребята решили, что всем поровну, а тебе, как руководителю, на двадцать процентов больше!

Вот так-то, господин босс!

— Ну, что же решили, так значит решили! А теперь давайте ко второму вертолету приступать.

Смотрю на моих ребят. Они словно воспарили. Еще бы, думаю, какую трагедию, можно сказать, пережили. Но в глазах уже вижу и поддержку, и решимость во всем мне помогать! Вот так надо себя защищать!

И не в деньгах, дело, а в достоинстве человека. Никогда не давай себя унижать!

Так держать

Захожу в мастерскую.

— Т…а…а…а…к! — Говорю. И совсем забываю, что у Леньки в помощниках этот самый Так и работает. Вот же привычка дурная и мне все время хочется именно с этих слов давать задание!

И как только говорю, то вижу, как он отложив работу, на меня устремляет свой взгляд, этот помощник Леньки, товарищ, которого и зовут Так, а не иначе!

— Жора, ты что-то хотел мне сказать? — Спрашивает.

И вот уже не один раз и все время так и Так!

Хорошо, что у всех остальных, как у самолетов имена. Этот Минь и тот Минх, а этот Мигх. Вот как у них, пойди, попробуй сначала запомни, а потом и не ошибись?

Сегодня у меня встреча с женщиной. Событие приятное и почти невероятное. Жена начальника цеха одного, учительница русского языка и потом ей ведь так и хочется блеснуть своими познаниями. Потому она у нас вроде бы за переводчика, но при этом учится у нас в произношении русских слов.

— Нет, скажи часы. Нет, не сасы, а часы. — Мучаю ее.

— А еще лучше скажи, жук! — Сук.

— Да не сук, на котором сидишь, а жук, который ползет.

— Ну, хорошо. Давай повторим жи и ши.

— Зи и сы.

— Да не зи, а жи, живот и живет, значит, дышит, пьет, радуется человек.

— А почему ты, Сора про сы ничего не говоришь? Что это значит сы?

— Ну, это… А почему тебе именно это надо знать? Давай лучше поговорим о звуках че и ща.

— Да, Сора, как сто, так ты мне все объясняешь, а вот про сы, ничего не хочешь скасать.

— Не хочу и вообще, это грубо. А зачем тебе это знать?

— Сотя бы потому, сто Генка все время так говорит ребятам. А они меня спрасывают, сто это за сы такое? Так, сто зе это? Это сто, грубо, как муськой пфуй.

— А это еще, откуда!? Что это за пфуй? Что, опять Генка так говорит? Вот я ему задам!

А про себя думаю. Это как-то обидно даже, что так предмет мужской гордости можно назвать. Ну, сколько же им говорить? Не ругайтесь при вьетнамцах, они и так все схватывают на лету. А то будет потом, как мне рассказывали ребята об арабах.

Работали наши в Каире, на авиабазе Каир-Вест, а там проходная с охраной из местных солдат. И мужики те, от нечего делать, взяли и одного араба научили гадким словам. А он и рад! На другое утро идут на работу, а потом ржут, дурачье. Особенно, когда мимо проходной наши женщины проходят. А потом их срочно к начальству нашему и кричат на них.

— Ну, что вы за идиоты, такие? Кто это Мамука научил?

А тот Мамук стоит и всем кто мимо. Извините за грубость, но слово это, матюг, потому все-таки, заменю его, на звезду. Так вот, Мамук тот стоит и всем кто мимо него.

— Давай, ……дуй!

Так, что мне надо еще раз как следует всем объяснить. И вот, что я понял, что мы уедем, а после нас не только вертолет останется тут, а еще этот пфуй!

Потому, что бы осталось больше хорошего и полезного, вот я и вожусь с ней. Она хоть и умница и красавица, а уже ухватила и вовсе не то, чему учу ее я, а тому, что все дети в садике умудряются расслышать и запоминать. А ведь она же учительница! Хотя такого русского слова, и не такого, как это сы, ей так же не выговорить, слава Богу. И потому, ну какая она учительница русского языка без этого, не русского, самого русского слова?

— Тосе мне усительница, русского ясыка!

Но в работе они молодцы, правда, все время пытаются меня обхитрить.

Вот и сейчас, все показал, рассказал и для убедительности даже сам приклепал.

— Вот усильте, еще вот так и приклепать! Понятно? — Головой кивают, а ведь и не разберешь? Понятно или не понятно, но посмотрим на них.

Через полчаса зовут.

— Сора! — Радостно коверкая мое имя, сообщает очередной Минх. — Ну, как?

Ругать их нельзя, особенно до обеда. После обеда, когда они раздобреют, то с ними можно и по строже. Но время еще до обеда и потому, ничего не говоря, сам беру усиливающий уголок, сверлю, бью первую заклепку, а потом, вижу, как тот Минх раскрывая глаза, смотрит, то на меня, то на то, что я проделываю. Особенно на то, как я, прикладывая более длинный уголок, и уже им этот новый подравниваю в единую линию с остальными, уже приклепанными уголками. Теперь все сверлю и клепаю окончательно. Минх сидит и молчит. Обиделся! Я ни слова не говорю, пока все проделываю. Закончил и говорю.