Уроки любви - [44]

– Ведь ты давно хотела со мной поговорить, правда? – вместо ответа улыбнулась Жаклин.

– Правда.

– И про то, как я изменилась, и про постаревшего папу, и про… – Жаклин слегка запнулась, – про, скажем так, неведомые женские возможности?

– И это правда. – Джанет чувствовала, как от Жаклин исходит волна уверенности и нервного возбуждения одновременно.

– Сядь. – И они обе уселись на широкий подоконник, за которым бились тревожные сполохи начинающейся грозы.

– Что касается меня… – Жаклин снова улыбнулась, и Джанет, почему-то вздрогнув, увидела, как блеснули во вспышке молнии ее влажные зубы. – Я отказалась от детей, понимаешь? Не в реальном, конечно, смысле. Я убила в себе это – и жертва была принята. Это очень страшно, поверь, но я слишком люблю твоего отца, чтобы отказаться от него.

Джанет напряженно слушала, мало понимая, но всем своим существом внимая этим странным речам.

– А Стив… Из него ушла жизнь, понимаешь?

– Да. Но почему, ведь он совсем еще не старый?

– Жизнь коренится в любви, это так. В любви, то есть в великодушии и действии. Но есть и другая любовь – смутный порыв, сам в себе находящий пищу. И только она прозревает таинственное сходство всех явлений, единой вспышкой озаряя непонятное. И он потерял эту любовь.

И еще не сознавая, что говорит, лишь смутно догадываясь о верности своего предположения, Джанет тихо спросила:

– Это случилось после того, как мы встретились с ним в Швейцарии?

– Умница.

– Так он любил Руфь?! – Назвать эту женщину бабушкой было, конечно же, невозможно.

– Да. И с ее смертью живая жизнь оставила его. Она, конечно, была фантастическая женщина, одаренная по-женски так, как бывает, может быть, раз в столетие.

– Откуда ты знаешь?

– Сейчас мы говорим не об этом. Мы говорим о тебе, правда? – Жаклин мягко положила свою крошечную руку на подтянутое к лицу колено падчерицы, но это прикосновение показалось Джанет прожигающим насквозь. – Ты бьешься в каменном колодце плоти, омраченная всеми темными страстями, – но этого не надо бояться. Милош дал тебе то, чего большинство добивается годами и чаще всего не получает вообще. А он сделал тебе царский подарок, и чем глубже яма, в которой ты находишься сейчас, тем яснее и светозарнее будет тот день, когда от нынешнего бунта страстей останется лишь завоеванная свобода и умиротворенный разум. – Жаклин внезапно спрыгнула с подоконника и метнулась в глубину комнаты. – Посмотри. – Она протянула Джанет зеркальце. – Видишь, в твоем лице борются два начала. Твои глаза ясны и невинны, несмотря ни на что, зато рот… Рот говорит о том, что ты еще не дошла до дна колодца. – Жаклин вдруг порывисто прижала к себе девушку. – Я очень люблю тебя, Джанет! Я знаю, каких мук стоила ты родителям! И потому прошу тебя: иди своим путем, каким бы черным он тебе ни казался. Не бойся ничего. Исполняй свои желания, помни: нереализованные желания ведут к бесплодию, к смерти… А теперь иди, Ферг уже давно мечтает попрыгать с тобой под дождем. – И Жаклин буквально вытолкала Джанет в детскую.

Последние три дня перед отъездом Джанет провела как в полусне. И ясность, и взрослость снова оказались мнимыми, окружающий мир опять доказал ей свою непостижимость. Пат, не дождавшись отъезда дочери, вылетела в экзотическую Украину, очарованная ее печальными, текучими, как вода, песнями, и поэтому Джанет прощалась только с Шерфордами. Ферг, выглядевший по росту четырехлеткой, а по разговорам – школьником не ниже третьего класса, сунул ей огромный пакет для Милоша, а Жаклин молча прикоснулась губами к ее виску. Стив повез ее в Филадельфию. И Джанет не выдержала:

– Папа, зачем приезжал Милош?

Стив, переживавший ее разрыв с Милошем почти так же мучительно, как они сами, посмотрел на нее грустными потемневшими глазами:

– Ему очень плохо, девочка. И вся штука заключается в том, что эту любовь ему не изжить. Никогда. К тому же… Он бесплоден. Стопроцентно и без всяких надежд. Мы ездили с ним в Институт репродукции.

Джанет кусала губы, прижимаясь лицом к стеклу, по которому уныло и монотонно катились дождевые капли. Как тогда, в их вторую женевскую встречу… О Милош, Милош… Неужели ему уготован такой же крестный путь, как и папе? И он будет по-настоящему жить только ею, как папа – Руфью?

Сама того не заметив, Джанет произнесла последнюю фразу вслух. Стив с тоской и упреком посмотрел на дочь.

– Папа, неужели ты любил ее так?

Но эта любовь и ее тайна было последним, что принадлежало только ему, Стивену Шерфорду, и потому он не мог отдать их никому.

– Увы, моя девочка, у Жаклин после той истории бывают странные состояния, и ее вымыслы нельзя принимать за правду. Вот так-то.

Машина уже сворачивала к аэропорту.

* * *

В Оксфорде все было на удивление по-прежнему, и Джанет, может быть, впервые обрадовалась этой застылости – островку незыблемости в океане как внешних, так и внутренних, душевных, бурь – и только сейчас оценила утверждение о том, что именно в старых университетах выковывается подлинно английский характер.

Единственным изменением была Клара, растолстевшая еще больше и украсившая себя во всех местах только начинавшим входить в моду пирсингом. И, как ни странно, серебряные колечки, цепочки и гвоздики весьма аппетитно и заманчиво смотрелись в пухлых складочках ее тела.