Уроки любви - [14]

– Едем или остаемся? – словно угадав ее настроение, спросил Жан. – В восемь я должен защищать родину, а ты – лететь над Орезундом, но здесь будет еще немало интересного…

– Конечно остаемся! – весело воскликнула Джанет и в» порыве грядущего счастья от всей души поцеловала смутившегося на мгновенье Жана.

– Вот что значит настоящее искусство, черт побери! – пробормотал он, и они снова уселись на прежнее место на матах.

* * *

Вернувшись в отель в пятом часу утра, Джанет даже не подумала ложиться. Она долго плескалась в ванной и вышла оттуда не вытираясь, вся в пене, как Афродита, и прошлась по ковру, оставляя на нем розоватые клочки. Придя еще утром в восторг от незаметного на первый взгляд, но очень стильно сделанного зеркального угла, где можно было увидеть себя не только со всех сторон, но и сверху и снизу, сейчас она отправилась прямо туда. Подняв высоко на затылке мокрые и оттого еще больше вьющиеся волосы, Джанет с откровенным интересом разглядывала свое тело, золотисто-смуглое от природы и не менявшее своего оттенка ни зимой, ни летом. Она ясно видела в нем незавершенность, сквозившую и в идеально округлой, но очень маленькой груди, в плоском животе, окаймленном выпирающими тазовыми косточками, в узких, полностью не смыкающихся с внутренней стороны бедрах, – но в то же время отчетливо сознавала, что именно этой незавершенностью оно прелестно и… способно возбуждать. Джанет нежно потянула себя за крошечные розовые соски, и без того твердые и торчащие, провела пальцем по животу, погладила блестящие, с медным отливом, завитки внизу, и залилась счастливым беспричинным смехом. Завтра, ах, завтра!

Накинув халат, она долго пила кофе, порой вспыхивая и закрывая лицо руками при воспоминании о бесстыдном грузе, обтянутом зеленым трико, потом написала обстоятельные письма Селии и Стиву, потом сунулась было в последний роман Джеффри Чартера,[8] но радость ожидания переполняла ее настолько, что читать не было никакой возможности. И в восемь часов, чуть дрожа от нетерпения, недосыпа и утренней свежести, она уже стояла в сквере перед Балетной школой, адрес которой узнала у Жана как бы совсем между прочим. Сделав ангельское лицо, она уверила его, что открытая им Женева настолько ей понравилась, что Бог с ней, с Данией, – она лучше останется здесь еще на пару дней, чтобы увидеть и окрестности. Но поскольку до двух он все равно будет отдавать свой долг конфедерации, пусть назовет наиболее интересные, на его взгляд, места, и она сама побродит по городу. А вечером они вместе поедут смотреть развалины старинного замка Эрманс. В числе достопримечательностей, как правильно рассчитала Джанет, оказалась и Балетная школа, построенная еще Готфридом Земпером, прославленным строителем Дрезденской галереи.

Она смутно представляла себе, что значит «утренняя» репетиция, но все же надеялась, что таковая начнется не позже девяти часов. Однако время шло, а вычурные двери вестибюля так и не открывались. Джанет занервничала. Может быть, репетиция будет не здесь, а в театре или где-нибудь еще? Но помня совет Стива, что в любой ситуации надо уметь ждать, девушка все же решила сидеть до конца – и ее терпение, стоившее немалых усилий, было наконец вознаграждено. К десяти к зданию стали подходить студенты.

Милош появился едва ли не последним в светлом льняном костюме, сидевшем на нем подчеркнуто небрежно и оттенявшем смуглость его кожи. Что-то до боли знакомое на секунду увиделось Джанет в этой вальяжной, но твердой походке, в медленных, полных внутренней силы движениях. «Господи, папа!» – вырвалось у нее, так что она едва успела закрыть рот ладонью. Действительно, Милош, несмотря на более высокий рост и смелее очерченные черты, был верной копией Стива, Стива образца шестьдесят второго года, когда тот с прилипшими ко лбу соломенными вихрами неделями не вылезал из латиноамериканских джунглей. Не так давно вышла книга его воспоминаний со множеством фотографий, в которые Джанет была влюблена, и потому сейчас она отчетливо увидела, как много Милош взял от отца – и благодаря природе, и откровенно специально. Это сходство сжало ее сердце лишним напоминанием о запретности ее чувства… Но подождав некоторое время и сведя светлые брови в одну тонкую линию, Джанет подошла к двери в деревянных резных завитушках и смело толкнула ее, оказавшуюся неожиданно невесомой.

И как только она оказалась внутри, ее окружила веселая какофония звуков, присущих только такого рода заведениям: где-то вразнобой настраивались инструменты, откуда-то доносились ритмичные хлопки и голос, громко отсчитывающий: «И раз… И два… И три…» Сверху доносился стук пуантов, а из глубины здания молодой бас с упорством одержимого все объявлял и объявлял несчастного Радамеса. Джанет тут же захотелось закружиться в каком-нибудь сногсшибательном фуэте и пропеть арию Турандот из второго акта одновременно. Подпрыгивая как первоклассница, она одним духом взбежала на третий этаж, туда, откуда столь призывно доносились звуки батманов и антраша.

Тихонько приоткрыв дверь и убедившись, что попала куда хотела, она, сделав абсолютно невозмутимое лицо под недовольным взглядом балетмейстера – сухого старика в потертом замшевом пиджаке, – проскользнула внутрь и как ни в чем не бывало уселась на полу у самой дальней стены.