Уроки куртизанки - [72]

Герцог встал, отодвинув в сторону стул, поднял на ноги Корнелию и повел ее от стола к озеру. Сюда не проникал слабый свет свечей, и в темноте Корнелия могла различить лишь очертание лица герцога. Но она чувствовала, что он смотрит на ее губы.

— Все это так прекрасно, — сказала она с легким счастливым вздохом.

— Так же, как и ты, моя любовь.

— Вам так кажется, потому что сегодняшней ночью все проникнуто волшебством.

— Я так думаю уже давно, — возразил герцог. — И эта ночь ничего не изменила для меня. Сейчас для меня главное, что мы здесь вдвоем и одни.

Что-то в его голосе обеспокоило Корнелию.

Она обернулась к столу. Великого князя и Рене там уже не было, они тоже укрылись где-то в тени.

— Да, мы одни, — повторил герцог, словно читая ее мысли. — Ты боишься меня?

— Нет, не совсем так, — ответила Корнелия, пытаясь подобрать слова, объясняющие необычность ее состояния. — Просто эта музыка… темнота и…да… и вы.

— Моя безрассудная маленькая любовь, почему ты сражаешься со мной? — спросил герцог. — Ты любишь меня, я знаю, что любишь. Я прочел это в твоих глазах. Я чувствовал это на твоих губах. Ты любишь меня, но не можешь сознаться в этом. Тебе надо сражаться с тем, что сильнее нас обоих.

— И если я перестану? — спросила Корнелия.

Слова эти будто помимо ее желания вырвались из ее груди, и в этот момент зазвучала новая музыка — более дикая, более страстная. Она то взмывала ввысь, то падала, словно приближаясь и снова отступая. Корнелия чувствовала, что не в силах сдержать биение своего сердца, которое подчинялось необузданному ритму цыганской мелодии, что не в ее власти далее сопротивляться герцогу.

Она любила этого человека, с каждым своим вздохом она любила его все больше, и, когда он, прижав ее к себе, повел куда-то, она не задавалась никакими вопросами, лишь бы он был рядом с нею.

Герцог отдернул шелковые портьеры, и они вошли с террасы в комнату. Комната была озарена мягким светом, это были отблески того свечения, которое проникало снаружи сквозь экран из цветов, сверкая причудливыми оттенками и ложась на стены фантастическими тенями. Цветы — огненные и белоснежные розы — покрывали стены, потолок и царственное ложе в дальнем конце комнаты. С потолка осыпающиеся лепестки слетали подобно снежным хлопьям и на мгновение становились прозрачными в отблесках света, а затем терялись среди других, уже плотным ковром устилавших пол.

Это был изысканнейший и прелестнейший будуар, напоенный ароматами цветов. Корнелия заметила экзотический интимный запах тубероз и опьяняющий сладостью запах лилий, но тут же забыла обо всем на свете, потому что руки герцога обвились вокруг нее и его губы прильнули к ее.

Цыганская музыка достигла крещендо. Это сломило последние попытки Корнелии остаться холодной и неприступной. Она сдалась ему, она ощутила себя во власти его рук, почувствовала его губы, скользящие по ее глазам, шее, обнаженным плечам, услышала его хрипловатый голос, исполненный страсти:

— Боже, как я люблю тебя, моя дорогая, моя королева.

Он смотрел на нее сверху. Ее головка лежала на его плече, ее глаза были полуприкрыты в экстазе, грудь трепетала под тонким шелком.

— В моих мечтах ты представлялась мне именно такой, — сказал герцог.

Корнелия почувствовала, как пальцы герцога ласкают ее волосы. Он осторожно вытащил бриллиантовые шпильки из ее прически.

— Нет, нет… — прошептала она.

Но было уже поздно. Волосы каскадом упали ей на плечи, утопив лицо герцога в шелковистых волнах. Он покрывал их бешеными поцелуями, искал ее губы в путанице волос.

— Я знал, что ты выглядишь именно так, — сказал он. — Я представлял тебя не один, а тысячи раз, моя прелесть, моя любимая. Я обожаю тебя, я боготворю тебя, ты для меня все на свете, вся моя жизнь.

Он отстранил ее немного, чтобы окинуть ее взглядом всю. Глаза его пылали страстью, жаркое дыхание рвалось из его груди.

Прежде чем герцог успел остановить ее, Корнелия выскользнула из его объятий. Прижав руки к груди, она бросилась прочь, не столько от него, сколько от тех чувств, которые он разбудил в ней.

Корнелия не думала о том, куда бежать, и, когда она оказалась в дальнем углу комнаты перед ложем, усыпанным лепестками, она бросилась на него, и волосы дождем окутали ее. Корнелии надо было выиграть время, чтобы попытаться собраться с мыслями, погасить огонь, пылающий внутри ее, который заставлял отвечать на настойчивые ласки герцога и подчинял бешеной страсти цыганской музыки.

Герцог стоял на том самом месте, где она покинула его. Но когда Корнелия, повернувшись, глянула ему в лицо, то смущенно опустила глаза под его пылающим взором.

— Я хочу тебя.

Эти слова прозвучали на всю комнату. Он стремительно приблизился к Корнелии и заключил в свои объятия.

— Я предупреждал тебя, что, играя со мной, ты играешь с огнем, — прорычал герцог. — Ты можешь быть наивной во многих отношениях, но только не в этом.

И прежде чем Корнелия успела произнести хоть слово протеста, его губы снова прильнули к ее, жаркие, настойчивые, сильные. И впервые она по-настоящему испугалась его мужской страсти. Она неуверенно пыталась оттолкнуть его, но он был слишком силен. Он завладел ее губами, его пальцы впились в ее плечи. Корнелия была полностью в его власти.