Уроки Красного Октября - [24]
Наша догадка находит документальное подтверждение, не оставляющее никаких сомнений относительно прямых контактов иностранных агентур с социалистами. Немецкий посол в Берне Ромберг в своем докладе германскому канцлеру от 24 августа 1916 г. сообщает о некоем Цивине, который «принадлежит к социал-революционной партии и имеет прекрасные связи с ее лидерами, например с Черновым и Бобровым; он принимал участие в революционном движении 1905 г. и 1906 г., провел некоторое время в тюрьме, со времени освобождения живет в Швейцарии. Он обещал наладить революционную и пацифистскую пропаганду среди русских пленных в Австрии и в самой России»[215]. Этот Цивин, следует из доклада, был связан с австро-венгерскими властями, пользуясь их денежными субсидиями. Ему платили за революционную пропаганду и организацию террористических актов в России. Известна и сумма, которую он получил «за 11 месяцев связи с Австро-Венгерской миссией». Она исчислялась в 140 000 франков. Ромберг считал ее скромной[216]. Барон Хеннет, приписанный к военному ведомству Австро-Венгерской миссии в Берне и военный атташе полковник фон Айнем, по словам Ромберга, были удовлетворены работой Цивина и в будущем ожидали от него «дальнейшей полезной службы». Но тут случилось неожиданное: «высшее австро-венгерское командование вдруг заявило, что Цивин «не проявил достаточной энергии» и поэтому выплаты ему не будут производиться». По свидетельству Ромберга, «Цивин оказался в сложном положении. В расчете на финансовую поддержку он дал ряд обязательств, которые теперь не может выполнить. Поэтому он вынужден сообщить своим агентам о прекращении их деятельности или резко ее ограничить». Чутье и опыт подсказывали Ромбергу, что Цивин, являясь «активным членом Российской социалистической партии», может быть полезен немцам, поскольку «через него можно установить чрезвычайно ценные контакты с социал-революционерами», из которых, по мнению посла, можно «извлечь много преимуществ»[217]. Ромберг предлагал выплатить Цивину 25 тыс. франков, что и было сделано. Затем Цивин получил от немцев еще три суммы по 25 тыс. франков. Потом ему выплатили 30 тыс. франков, пообещав дополнительную трехразовую выплату по 5 тыс. франков[218].
Так устанавливается причастность партии эсеров к «немецким деньгам». Отсюда ясно, почему Керенский, один из виднейших представителей этой партии, закатил настоящую истерику, когда Милюков вспомнил о германских деньгах, способствовавших февральскому перевороту.
Становится понятным и поведение Н. С. Чхеидзе, председателя ЦИК Всероссийского съезда Советов солдатских и рабочих депутатов первого созыва. В состав ЦИК, как известно, было избрано 107 меньшевиков, 101 эсер, 35 большевиков, 8 объединенных социал-демократов, 4 трудовика и «народных социалистов», 1 бундовец. Меньшевики и эсеры, стало быть, составляли абсолютное большинство в ЦИКе. Репутация этого большинства была бы сильно подмоченной, если бы обнаружилась связь эсеров (возможно, и меньшевиков) с «немецкими деньгами». Поэтому, Чхеидзе, вероятно, не хотел возбуждать этот вопрос даже по отношению к своим партийным противникам – большевикам. После того, как Г. А. Алексинский выступил с разоблачением сотрудничества Ленина с немцами, он от своего имени как председателя ЦИК и от имени И. Г. Церетели как члена Временного правительства «обратился тотчас по телефону во все редакции с предложением воздержаться от напечатания клевет Алексинского. Чхеидзе сказал Сталину, что большинство газет выразило готовность исполнить его просьбу…»[219] В действиях Чхеидзе мы не видим никаких других побуждений, кроме желания погасить толки, чреватые падением авторитета и престижа революционных партий.
Многозначителен ход дознания, которое вело Временное правительство по делу о германском «шпионстве» Ленина и большевиков. По словам Волкогонова, «расследование Временным правительством «дела большевиков» велось вяло – было не до того. Власть шаталась и в то же время где-то надеялась, что большевики помогут ей устоять перед лицом правой опасности, новой корниловщины»[220]. Волкогонов еще раз возвращается к этой мысли: «Говоря о «немецкой теме», скажу еще, что, когда в июле Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина, начавшееся следствие быстро собрало 21 том доказательств связей большевистской партии с германскими властями. Но затем дело стало глохнуть. Керенский видел в то время главную опасность справа, а не слева и в складывающейся обстановке рассчитывал в определенной ситуации на поддержку большевиков»[221]. О разоблачениях, обличающих большевиков в финансовых связях с немцами и «не доведенных до конца», писал также А. И. Солженицын[222].
Рассуждения Волкогонова о том, что Временное правительство надеялось на помощь большевиков в случае «правой опасности», что Керенский видел главную угрозу «справа, а не слева», расходятся с реальной обстановкой того времени. Как известно, на Первом Всероссийском съезде Советов (начало июня 1917 г.) в ответ на слова меньшевика Церетели, что «в настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место», что «такой партии в России нет», Ленин с места заявил: «Есть»
