И.Я. Фроянов
Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов
Сохраненный древними летописями рассказ о призвании союзом северо-западных племен варяжского конунга Рюрика с братьями остается еще во многом загадочным для исследователей. Как явствует из летописного повествования, изнуренные взаимными войнами племена сошлись на совет «и реша сами в себе: „Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву“. И идоша за море к варягам, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь… Реша русь, чюдь, словени, и кривичи и вси: „Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да пойдете княжить и володеть нами“. И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь и приидоша; старейший, Рюрик, седе Новегороде, а другий, Синеус, на Беле-озере, а третий Изберете, Трувор»[1].
Русские ученые XVIII и XIX вв. обычно относились с полным доверием к Сказанию о призвании варягов. Они спорили лишь по вопросу об этнической принадлежности пришельцев, не сомневаясь в самой реальности сообщаемых летописью под 862 г. событий[2]. Постепенно, однако, складывается мнение, что в рассказе о призвании запечатлено и многое из действительности начала XII в., когда создавалась летопись. Так, Н. И. Костомаров на диспуте с М. П. Погодиным 19 марта 1860 г. о начале Руси говорил: «Наша летопись составлена уже в XII веке и, сообщая известия о прежних событиях, летописец употреблял слова и выражения, господствовавшие в его время»[3]. О влиянии новгородских порядков поздней поры при создании легенды писал Д. И. Иловайский[4]. Но настоящий перелом здесь наступил благодаря работам А. А. Шахматова, который показал, что Сказание о призвании варягов это — поздняя вставка, скомбинированная способом искусственного соединения нескольких северорусских преданий, подвергнутых глубокой переработке летописцами. Шахматов увидел преобладание в нем домыслов над мотивами местных преданий о Рюрике в Ладоге, Труворе в Изборске, Синеусе на Белоозере и обнаружил литературное происхождение записи под 862 г., явившейся плодом творчества киевских летописцев второй половины XI — начала XII века[5].
После исследований Шахматова в области истории русского летописания ученые стали значительно осторожнее относиться к летописным известиям о происшествиях IX века. Не обошлось, впрочем, и без крайностей. В. А. Пархоменко, например, призывал «совершенно скептически» отнестись «к летописному повествованию о призвании на княжение Рюрика» и не придавать этому «северному легендарному эпизоду» серьезного научного значения[6].
Однако не все историки столь недоверчиво воспринимали летописные известия 862 года. В «Русской истории с древнейших времен» М. Н. Покровского, написанной еще в дореволюционное время, говорилось, что в вопросе о том, как появилась династия Рюриковичей у восточных славян, «всего безопаснее» придерживаться текста летописи[7].
Неоднократно обращался к данному сюжету Б. Д. Греков. Следует отметить, что его мнение не оставалось неизменным. В ранних изданиях монографии «Киевская Русь» он отмечал, что киевский летописец Сильвестр использовал запись новгородского летописца, приспособив «новгородское сказание к своим собственным целям», назидательньш по замыслу: «Отсутствие твердой власти приводит к усобицам и вос-станиям. Восстановление этой власти (добровольное призвание) спасает общество от всяких бед. Спаси-телями в К в. явились варяжские князья, в частности Рюрик. Рюриковичи несли эту миссию долго и успешно, и лишь в конце XI в. снова повторились старые времена — „встали сами на ся, бысть межи ими рать велика и усобица“. Призвание Мономаха в Киев таким образом оправдано, и долг киевлян подчи-няться призванной власти, а не восставать против нее». Греков не отрицал полностью факта призвания Рюрика, хотя и сомневался в точности передачи его подробностей. Какие же реальные события увидел исследователь в предании о Рюрике? «Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым летописью, — писал он, — то все же можно сделать из известных нам фактов вывод о том, что варяжские викинги частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Так началось сколачивание аляповатого по форме и огромного по территории государства Рюриковичей»[8].
Очень скоро Греков стал перестраиваться в своих суждениях, смещая акценты, а то и вовсе меняя их смысл. Уже в издании 1939 г. он, опираясь на результаты исследований Шахматова, уличает летописца, стремившегося возвеличить род Рюриковичей, в склонности к норманизму. В известиях Повести времен-ных лет о Рюрике автор видит «переделку старых преданий о начале русской зеши, освещенную сквозь призму первого русского историка-норманиста, сторонника теории варяго-руси». Вносит он изменения и в историческую канву предания, а что касается призвания, повествует с некоторой неохотой: «Варяжские викинги, — допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, — из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Но сколачивание аляповатого по форме и огромного по терри-тории Киевского государства началось с момента объединения земель вокруг Киева и, в частности, с включения Новгорода под власть князя, сделавшего Киев центром своих владений». Греков, как видно, круто меняет ход начальной истории Русского государства, перенося главную историческую сцену с се-вера на юг, из Новгорода в Киев. Давал о себе знать и нарастающий синдром норманизма, парали-зовавший вскоре исследовательскую мысль. Но некоторое время Греков не находил ничего невероят-ного в самой личности Рюрика, возглавившего «вспомогательный наемный датский отряд», который прибыл на «новгородскую территорию» по приглашению одной из борющихся сторон. В последней, по-смертной публикации «Киевской Руси» 1953 г., куда вошли поправки автора к тексту издания 1949 г., отношение к летописной записи о варягах еще более настороженное: «Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором тенденциозно говорят наши летописи. Несомненно, призвание трех братьев — ходячая легенда, весьма популярная в XI–XII веках. Возможно предположить лишь факт найма новгородцами варяжских вспомогательных отрядов. Такого рода факты имели место и при Владимире и Ярославе. Но это совсем не „призвание“, на котором базируются норманисты»