Уроки итальянского - [56]

Билл снова решил выступить в роли миротворца.

— Я думаю, — заговорил он, — миссис Даффи хотела сказать, что…

— О, ради всего святого, называй меня просто Берни, — перебила его мать Лиззи. Это предложение настолько ошарашило Билла, что он позабыл, о чем хотел сказать. — Продолжай, пожалуйста. Ты начал объяснять, что я имела в виду. Так что же?

— Мне кажется, Лиззи очень дорога вам, но случилось так, что жизнь… как бы это сказать… развела вас в разные стороны, поскольку Вест-Корк расположен далеко отсюда. Кроме того, вчерашний вечер был не самым подходящим для семейного ужина, так как вы хотели присутствовать на открытии выставки картин вашего друга Честера, чтобы морально поддержать его. Я правильно все понял?

Билл переводил взгляд с одной женщины на другую, на лице его было написано чрезвычайное волнение. Господи, молился он про себя, только бы она имела в виду что-нибудь в этом роде, только бы не пошла отсюда прямиком в полицейский участок, только бы не заявила, что с сегодняшнего дня и вовеки веков не желает ни видеть, ни слышать Лиззи.

— Ты действительно отчасти угадал то, что я хотела сказать, — проговорила Берни, — но только отчасти.

«Уф, и на том спасибо!» — сказал Билл самому себе.

— А что побудило Лиззи запереть дверь и выкинуть ключ, — продолжал он свои рассуждения. — Наверное, она опасалась, что жизнь бежит слишком быстро, и ей нужна была возможность для того, чтобы поговорить с вами по душам о том, что произошло за время вашей разлуки. Это так? — обратился он к Лиззи.

— Так, так! — энергично закивала она.

— Но… Кстати, как тебя зовут, парень?

— Билл.

— Так вот, Билл, все равно, нормальные люди так не поступают: заманить меня сюда, а потом запереть, словно заложницу.

— Я не заманивала тебя. Я одолжила у Билла деньги на такси, чтобы встретить тебя на вокзале, я пригласила тебя к себе, я купила бисквиты, бекон, куриную печенку и шерри. Я постелила на свою кровать чистое белье, чтобы тебе было приятно на ней спать. Я хотела, чтобы ты побыла со мной, разве это так много?

— Но я не могла… — Теперь голос Берни Даффи звучал гораздо мягче.

— Ты могла хотя бы сказать, что мы повидаемся на следующий день, а вместо этого стала смеяться надо мной. Это было невыносимо, а ты расходилась все больше и больше, говорила ужасные вещи…

— Я вела себя так, поскольку разговаривала с ненормальным человеком. Ты просто потрясла меня, Лиззи. Мне казалось, что ты теряешь рассудок. Честное слово! Твои слова были лишены смысла, ты твердила, что последние шесть лет живешь, как заблудшая душа.

— Так оно и есть.

— Когда я ушла от вас, тебе было семнадцать. Твой отец хотел, чтобы ты поехала вместе с ним в Гэлвей, но ты отказалась… Ты настаивала на том, что уже достаточно взрослая и можешь самостоятельно жить в Дублине. Насколько я помню, ты даже нашла работу в химчистке, у тебя появились собственные деньги. Это было все, чего ты хотела, по крайней мере, так ты говорила.

— Я осталась, потому что надеялась, что ты вернешься.

— Вернусь — куда? Сюда?

— Нет, в наш дом. Папа не продавал его целый год, помнишь?

— Помню! А потом он просадил все деньги, которые выручил за дом, на скачках. Все, до единого пенни!

— Почему ты не вернулась домой, мама?

— А куда мне было возвращаться? Вашего отца интересовали только ставки на тотализаторе, Джон уехал в Швейцарию, Кейт — в Нью-Йорк, а ты очертя голову тусовалась с толпой своих приятелей.

— Я ждала тебя, мамочка.

— Нет, Лиззи, это неправда. Не надо передергивать. Почему, в таком случае, ты ни разу не написала мне и не рассказала о своих чувствах?

После продолжительного молчания Лиззи заговорила:

— Ты хотела слышать от меня только рассказы о моем веселом времяпрепровождении, вот это я и делала. Я посылала тебе письма и почтовые открытки, когда ездила в Грецию, на остров Ахилла. Я не писала, что скучаю по тебе и хочу, чтобы ты вернулась, так как боялась, что мое, как ты говоришь, нытье будет только раздражать тебя.

— Да уж лучше нытье, чем этот кошмар, когда тебя сначала похищают, а потом сажают под замок…

— Скажите, а Вест-Корк, где вы живете, приятное место? — вновь встрял Билл, опасаясь нового витка конфликта. — Я видел на фотографиях это побережье. Мне понравилось.

— Это очень специфическое место, где витает вольный дух, поскольку там поселились люди, решившие вернуться к природе. Они пишут картины, сочиняют стихи, всевозможными способами самовыражаются.

— А вы тоже занимаетесь каким-либо видом искусств… э-э-э… Берни?

Билл и всем своим видом выражал неподдельный интерес. Обижаться на него было невозможно.

— Лично я — нет, но во мне всегда жил интерес к творческим людям и местам, где обитает искусство. Я начинаю задыхаться, когда слишком долго оказываюсь прикованной к одному и тому же месту. Вот почему, собственно, и завертелась вся эта карусель…

Биллу не хотелось, чтобы разговор вновь вернулся на скользкую колею, поэтому он спросил:

— Скажите, у вас свой дом, или вы живете с Честером?

— О Господи! — рассмеялась Берни таким же веселым и задорным смехом, какой был у ее дочери и так нравился Биллу. — Нет, Честер — голубой, он живет с Винни. Они оба — мои ближайшие друзья и живут примерно в четырех милях от меня. А у меня — большая комната, что-то вроде студии, флигель, расположенный на территории большого поместья.