Уроки итальянского - [157]

— Он рассказывает всем и каждому, что его жена — скучная, старомодная дура, которая грозится покончить с собой, и что он ждет-не дождется, когда освободится от нее. Но у него на самом деле целый гарем, и каждой женщине он говорит одно и то же.

— Я не понимаю, о чем ты болтаешь.

— Вы, если я не ошибаюсь, его «женщина по средам». У него — по одной женщине на каждый день недели. Это его хобби.

Нелл посмотрела на привлекательную женщину, стоявшую рядом с Дэном. Оба они заразительно смеялись. Нет, это не могла быть его жена. Он описывал ее совсем иначе.

— А откуда ты можешь вообще хоть что-нибудь про него знать? — спросила Нелл Фиону.

— Все очень просто, — ответила девушка, — он и мою маму… пользовал. Обычно он приезжал за ней на своем грузовике и забирал с собой. А она-то, она… Она его просто боготворила. Это было ужасно.

— Зачем ты рассказываешь мне все это? — прошипела Нелл. Глаза ее горели, как у дикой кошки, она затравленно озиралась по сторонам. В этот момент Фиона от всей души пожалела бедного мистера Данна.

— Он доставляет овощи и цветы в больницу, где я работаю, и каждый раз распинается о своих женщинах. В том числе о вас и о том, как вы сходите по нему с ума. «Роскошная телка из „Квентина“» — так он вас называет. И когда я поняла, что он имеет в виду маму моих подруг грании и Бриджит, что он поступает с вами так же, как в свое время поступал с моей мамой… Мне стало просто плохо.

— Я не верю ни единому слову. Ты бредишь! Ты опасная девчонка, ты… ты — сумасшедшая! — свистящим шепотом проговорила миссис Данн. Глаза у нее были злые и узкие, словно щелочки.

Луиджи отплясывал с Катериной. Девочку вместе с ее подружкой Харриет наконец сняли с боевого поста в гардеробе, и теперь они с лихвой наверстывали упущенное.

Фиона ухватила Луиджи за рукав и вытащила из круга танцующих.

— В чем дело? — возмущенно вскинулся он. — Сьюзи не возражает. Наоборот, ей нравится, когда я танцую.

— Извини, но я хочу попросить тебя об огромном одолжении. Мне нужен человек, который сделает для меня одну очень важную вещь, не задавая никаких вопросов.

— Значит, тебе нужен я! — приосанился Луиджи.

— Тогда подойди вон к тому темноволосому мужчине, который стоит у двери, и скажи ему, что если он желает себе добра, то пусть оставит в покое свою «леди по средам».

— Но…

— Ты же обещал не задавать вопросов!

— Я не задаю вопросов, я только хочу знать, не даст ли он мне после этого в морду?

— Не даст. И вот еще что, Луиджи…

— Что?

— Две вещи. Могу я попросить тебя не рассказывать об этом ни Сьюзи, ни Бартоломео?

— Я нем, как могила!

— Да, и когда будешь говорить с ним, постарайся выглядеть как можно более грозно.

— Ладно, постараюсь, — пообещал Луиджи, а про себя подумал: «Ну, за этим-то дело не станет!»

Нелл Данн намеревалась приблизиться к Дэну, который в это время разговаривал с коренастым мужчиной с квадратной челюстью и свирепым лицом. Она хотела, проходя мимо, незаметно шепнуть ему, что, мол, нужно перекинуться парой слов, и кивнуть в сторону выхода.

Кстати, почему он не сказал ей, что собирается на эту дурацкую тусовку? Он такой скрытный, такой замкнутый! Наверняка есть еще много вещей, которых она о нем не знает. Однако не успела Нелл подойти к Дэну, как тот поднял глаза, увидел ее, и на его лице отразился чуть ли не панический страх, и он рванул в противоположном направлении. Нелл видела, как он схватил за руку свою жену и потащил ее танцевать.

Музыканты играли «Ciao, Ciao Ваmbinо». Они ненавидели эту вещь, но что поделаешь, работа есть работа. Зато завтра снимок их группы появится в вечерней газете.

А Фиона взобралась на стул, чтобы оглядеть поле боя. И навсегда запомнить все, что здесь происходит. Барри только что пригласил ее поехать вместе с ними в Рим — в знаменитое viaggio, и она ответила согласием. Ее будущие свекор и свекровь танцевали друг с другом.

Мать Грании и Бриджит пробралась сквозь толпу гостей к выходу и пыталась отвоевать свой плащ, требуя, чтобы Катерина и ее подруга Харриет открыли для нее гардероб. Кроме Фионы, никто не заметил ее ухода, а Барри вообще не обратил на нее внимания. Возможно, будет лучше, если он до конца жизни так и не узнает про нее, так же как про букетик фрезий.

— Потанцуешь со мной? — спросил он Фиону. Музыканты играли «Три монеты в фонтане» — приторную, сентиментальную песенку.

Барри крепко прижал ее к себе.

— Ti amo, Fiona, carissima Fiona, — прошептал он.

— Anch'io, — сказала она.

— ЧТО? — не поверил Барри своим ушам.

— Anch'io. Это означает «я тоже». Я тоже люблю тебя. Ti amo da morire.[81]

— Боже мой, откуда ты это знаешь? — спросил он, впервые в жизни испытав столь сильное потрясение.

— Я спросила у Синьоры, а потом практиковалась. Так, на всякий случай.

— На всякий случай?

— На тот случай, если ты произнесешь эту фразу, чтобы знать, что тебе ответить.

Вокруг них кружились пары, и люди подпевали глупые слова песенки. Отец грании и Бриджит, вместо того чтобы пуститься вдогонку за своей женой, увлеченно беседовал с Синьорой. Казалось, они готовы вот-вот закружиться в танце. Отец Барри, вместо того чтобы озираться по сторонам, разговаривал со своей женой, будто она воскресла для него после долгого небытия. Бриджит, вместо того чтобы мучиться в короткой обтягивающей юбке, была в свободном алом платье и в танце обнимала за шею молодого человека, словно опасаясь, как бы он не сбежал. Грания опиралась на руку Тони, этого старого-старого мужчины. Они не танцевали. Они собирались пожениться, и Фиона уже была приглашена на свадьбу.