Уроки ирокезского - [7]

Планы, конечно, в моем положении грандиозные. Но внезапно все они пошли прахом.

"Нахимичить" и гипохлорид, и даже перкарбонат для Камиллы – пара пустяков. Что она отцу и продемонстрировала. И действие препаратов тоже показала, а вот всякие "всем известные мелочи" рассказать вероятно забыла. И прожженная хлором скатерка или простынка окончательно направила мысль Григория Игнатьевича по стезе кислородных отбеливателей, но на этом пути лежал почти неподъемный "камень": перекисная соль от влаги воздуха более чем успешно разлагалась буквально за считанные дни. А любимая моя хотя и запомнила слово "ингибитор", о его составе сумела вспомнить лишь то, что там на каком-то промежуточном этапе используется хлоруксусная кислота. А записать тогда нужные слова она просто не успела – я тогда снова вырубился.

Я бы, конечно же, на ее месте… в подобной ситуации… то есть разговариваешь с человеком, как будто с живым и даже умным, и вдруг он брык – и покойником прикидывается, причем весьма натурально – так я бы на ее месте и как меня самого звать забыл бы. А она, поделившись "бедой" с отцом, вместе с ним же в Царицын и приехала: как сказал мне Григорий Игнатьевич, одна она ехать просто отказалась, а он дочь с собой захватил, поскольку "с ней-то я уже знаком"…

Ну я не только с ней был уже знаком, еще мне неплохо было известно и о "тайных сбережениях" самого купца, так что разговор у нас с ним получился весьма продуктивным – если смотреть с точки зрения "развития мыльного бизнеса". Идея изготовления синтетических моющих средств, без использования весьма недешевого жира или масла, воронежского мыловара увлекла, как и мысль об изготовлении "вшивого мыла" – и когда он собрался покинуть Царицын, Камилла собралась остаться у нас в доме – "побольше узнать про секреты изготовления мыла из угля". На самом деле любимой "мыльные секреты" были интересны лишь постольку, поскольку они касались органической химии, и теперь каждый день она проводила час-полтора в моей комнатушке, а я ей рассказывал все то, что успел не забыть из рассказанного когда-то ею мне.

Дина – она была, конечно, в некотором роде чудом. Но – дурой. Всерьез интересующейся лишь способами получения большого количества денег. Ну и… нет, второй ее интерес у меня никакой реакции уже не вызывал, все же были у немощности и свои преимущества. Дурость же ее проявлялась именно в том, что она никогда не думала о том, что делает, а делала лишь то, что ей скажут – точнее, лишь то, что она смогла из сказанного услышать. Когда я ее в первый день знакомства попросил купить две лампы – она их купила. Две купила, с зелеными стеклянными абажурами.

Керосиновые лампы – их каждый видел, если не живьем, то хоть в кино каком-то. Очень простая конструкция: банка с керосином (она же – подставка), в нее воткнут фитиль с регулятором его "высоты", сверху на все это надевается стекло в виде пухлой трубы, а сбоку к подставке приделана ручка с дырками – на стену на гвоздик лампу вешать. А в самых продвинутых вариантах к подставке крепится еще и зеркало – если лампа должна светить в одну сторону, или на небольших опорах вешается абажур с дыркой для "трубы". У меня был как раз последний вариант, именуемый "лампа настольная". И от заказанного "мои" лампы отличались самой малостью: банка для керосина тоже была стеклянной. И ручки с дыркой для гвоздика у них не было – настольная же лампа на столе должна стоять, а не висеть на стене.

Вот они и стояли. Света из окна было немного, так что для целей написания букв на бумаге лампы горели почти весь день тоже – тем более что "парта" из-за малости места в комнате вообще в угол была удвинута. Лампы же обе стояли на узкой ненаклонной "полочке" на дальнем краю этой парты.

Дине за партой места хватало, а Камилла там помещалась с некоторым трудом. Но помещалась – другого-то места для письма просто не было. А она за мной записывала чуть ли не больше, чем секретарша моя. Конечно, если "по буквам" считать, то меньше, но для грамотного химика и краткие тезисы дают больше, чем километровый словесный… мусор. Чтобы Григорию Игнатьевичу было чем заняться по возвращении домой, я быстренько излагал Камилле основы производства ДДТ, и как раз закончил рассказ о способах разделения его изомеров путем нагревания и охлаждения спиртовых растворов, и у меня с ней возник столь привычный (для меня) диспут о проблемах имплементации процесса:

– Если реторты использовать металлические, то их минимум серебрить придется, а то и золотить, а кристаллы этого ДДТ покрытие быстро сдерут, так что все это выйдет очень дорого.

– Можно в стеклянных ретортах разделять.

– Стекло лопнет если его постоянно нагревать и охлаждать!

– Не лопнет, если делать их из кварца.

– Лопнет! Потому что сделать реторту из кварца невозможно!

– Я сейчас позову Машу, и она расскажет, как просто ее из кварца сделать. И сделает!

– Не сделает! – Камилла порывисто взмахнула рукой.

Я тоже иногда позволяю себе разные жесты, но махать рукой рядом со стоящей на узкой полочке керосиновой лампой наверное воздержался бы. Может и не воздержался – но это мне было уже совершенно неинтересно. Потому что ближняя ко мне лампа покачнулась, накренилась… Нет, она не упала. У нее просто лопнул стеклянный сосуд для керосина, и струя жидкости щедро оросила Камиллино платье. Да, неприятно и вонюче получилось, но мне и запах показался мелочью. Потому что колба лампы развалилась окончательно и горящий фитиль упал в керосиновую лужу.