Уроки дыхания - [72]

– А может, и не знаешь. Совершенно, – ответила она.

Если ее надежды на сегодняшний вечер оправдаются, завтра и замыслов никаких не понадобится.

Она открыла переднюю дверцу с пассажирской стороны, опустилась на сиденье. В машине дохнуть было нечем. Мэгги промокнула верхнюю губу подолом юбки.

– И как же мы это изобразим? – спросил Айра. – «Сюрприз, сюрприз, Джесси, мой мальчик! Неважно, что вы годы назад расстались самым законным образом, мы решили, что вам пора воссоединиться».

– Ну, к твоему сведению, – ответила она, – я уже сказала ему, что они приезжают, и он придет к нам на ужин.

Айра наклонился к окну, чтобы посмотреть на нее.

– Сказала ему?

– Именно.

– Как? – спросил он.

– По телефону, конечно.

– Ты ему звонила? То есть вот сейчас?

– Именно.

– И он придет на ужин?

– Именно.

Айра выпрямился, прислонился к машине.

– Не понимаю, – помолчав, сказал он.

– Чего?

– Уж больно все просто.

Сейчас она видела только его живот – словно бы пустую внутри белую рубашку, вяло обвисшую над ремнем. Не обожжется ли он? Металл наверняка раскалился, как утюг. Хотя воздух уже не так горяч, и солнце начало соскальзывать к далекой заковыристой линии деревьев.

– Меня этот «мэверик» беспокоит, – сказала она пряжке Айриного ремня.

– Ммм?

– «Мэверик» миссис Стакки. Очень не хочется просить, чтобы она его переставила, а хватит ли нам места, чтобы объехать его, я не уверена.

Это его зацепило, как и надеялась Мэгги, – все-таки вопрос логистики. Он резко отступил от машины, Мэгги даже почувствовала, как та качнулась. Отошел, чтобы изучить расположение «мэверика», а она откинула голову и закрыла глаза.

Почему Айра так не расположен к Джесси? Почему, когда он говорит о сыне, его голос непременно становится скептическим? О, Джесси не совершенство – боже мой, нет, – но у него столько привлекательных качеств. Он такой щедрый, любящий. Конечно, он легко теряет терпение, но так же легко и обретает его, а злость никогда не затаивает, чего об Айре никак уж не скажешь.

Может быть, тут просто зависть – обремененный обязанностями, скованный ими человек завидует тому, кто по природе своей беззаботен?

Когда Джесси был совсем малыш, Айра то и дело повторял: «Не бери его на руки каждый раз, как он заплачет. Не корми каждый раз, как проголодается. Ты его избалуешь». «Избалую? – спрашивала Мэгги. – Тем, что кормлю, когда он голоден?»

Впрочем, спрашивала с уверенностью, какой на самом деле не чувствовала. Может, она и правда баловала его? До той поры ей иметь дело с младенцами не приходилось. В своей семье она была младшенькой, с малышами из семей некоторых ее подруг даже мимолетно не сталкивалась. А Джесси был таким непонятным ребенком – взять те же его колики – и нисколько не походил на веселого мальчика, каким стал впоследствии. Он мог ни с того ни с сего попунцоветь посреди ночи, забиться в крошечном припадке гнева. Мэгги приходилось бесконечно вышагивать с ним на руках, она даже дорожку на ковре столовой протоптала. Возможно ли, гадала она, чтобы малыш просто невзлюбил ее? Где написано, что ребенок обязательно должен уживаться со своими родителями? Ведь если вдуматься, просто поразительно, как много на свете семей, члены которых не ладят друг с другом. Остается надеяться лишь на везение – на то, что правильные личные гены лягут удачно, наподобие игральных костей. А в случае Джесси везение могло подкачать. Она просто чувствовала, как он злится на своих родителей. Таких узколобых, таких спокойных, таких консервативных.

Как-то раз Джесси раскричался в городском автобусе, Мэгги понесла его к двери и вдруг с удивлением почувствовала, что он притих у нее на руках. Замолк, и она заглянула ему в лицо. Джесси смотрел на принаряженную блондинку, которая занимала одно из сидений. Смотрел и улыбался. И тянулся к ней ручками. Вот, оказывается, тот, кто ему нужен! К сожалению, блондинка читала журнал и на Джесси даже не взглянула.

А потом он обнаружил, что существуют другие дети – все они мгновенно полюбили его, – и начал бегать по улицам, так что дома его почти и не видели. Айра и это ставил ему в вину, поскольку Джесси забывал о комендантском, так сказать, часе, не появлялся к ужину, пренебрегал выполнением домашних заданий, чтобы поиграть на улице в бейсбол. Мистер Поминутный, так называл его Айра. И Мэгги пришлось признать, что это прозвище верно. Может быть, некоторые люди просто-напросто рождаются без способности связывать текущее мгновение со следующим? Если так, Джесси был одним из них: он не верил в последовательность, его ставило в тупик обыкновение других людей винить его в том, что он сделал – господи, да несколько часов назад! несколько дней! и даже на прошлой неделе! – и он чистосердечно не мог понять, как это можно сердиться на него за то, о чем сам он мгновенно забывал.

Однажды, ему было тогда лет одиннадцать или двенадцать, он резвился с Мэгги на кухне, тыкал в нее своей кетчерской перчаткой и доказывал, что готовить она не умеет. И тут зазвонил телефон, Джесси снял трубку и сказал: «Да? Мистер Банч?» Мистер Банч был учителем его класса, шестого, и Мэгги решила, что он позвонил Джесси, и вернулась к готовке. Джесси сказал: «А?» Сказал: «Минутку! Тут нет моей вины!» – и хлопнул трубкой по аппарату, а Мэгги, обернувшись, увидела под его глазами красноречивые темные круги. «Джесси? Милый? В чем дело?» – спросила она. «Ни в чем», – грубо ответил он и ушел. Перчатка осталась лежать на столе, потрепанная, изогнутая, на удивление живая. Кухня вдруг стала пустой и гулкой.