Уроки дыхания - [58]

– Ммм… – промычал Айра.

– Это напоминает мне Ламонта, – пояснил мистер Отис.

– Ламонта?

– Кое-чего он просто не видит.

– О! Да, Ламонт! – сказал Айра. Уловив аналогию, он испытал облегчение.

– Ну что же, не хочу вас задерживать, – сказал мистер Отис и протянул Айре руку. Она оказалась очень легкой и хрупкой, как птичий скелет. – Будьте осторожны на дороге, слышите? – Он поклонился Мэгги. – Будьте осторожны!

– И вы, – сказал она. – Надеюсь, с Дулут у вас все уладится.

– О, уладится, уладится. Рано или поздно.

Он хмыкнул, отступил на шаг от машины, Айра включил двигатель. Мистер Отис стоял, точно провожающий гостей призрак, глядя им вслед, пока они не выехали на дорогу.

– Ну, – сказала Мэгги, подпрыгивая на сиденье, чтобы устроиться поудобнее, когда он исчез из зеркальца заднего вида, – так или иначе…

Как будто все их приключение было маленьким перебоем в длинной истории, которую она рассказывала.

Айра включил радио, однако ничего, кроме самых что ни на есть местных новостей, отыскать не смог – цены на зерно, пожар в здании «Рыцарей Колумба». И выключил. Мэгги рылась в сумочке.

– Да куда же они подевались? – сказала она.

– Ты что ищешь?

– Очки.

– На приборной доске.

– О, верно.

Она взяла очки, пристроила на кончик носа. Повертела головой, посматривая туда-сюда словно для проверки их работоспособности. И наконец спросила:

– Тебе солнце глаза не режет?

– Нет, все хорошо.

– Может, давай я поведу?

– Нет-нет…

– Я за весь день ни одного поворота не прошла, – сказала она.

– Ничего страшного. Но все равно спасибо.

– Ладно, если передумаешь, скажи, – попросила она и откинулась на спинку сиденья, любуясь пейзажем.

Айра выставил локоть в окошко и начал насвистывать.

Мэгги напряглась, посмотрела на него.

– Просто ты думаешь, что водитель из меня никудышный, – сказала она.

– Что? – спросил он.

– Сидишь и прикидываешь, каким надо быть ослом, чтобы даже подумать – не посадить ли ее за руль?

Айра поморгал. Он полагал, что эта тема закрыта.

– Господи, Мэгги, – сказал он, – почему ты все на свой счет принимаешь?

– Потому что принимаю, вот почему, – ответила она, но без горячности, как будто собственные слова были ей неинтересны, а затем вернулась к изучению пейзажа.

Выехав на Первое шоссе, Айра прибавил скорость. Машин стало больше, но шли они быстро. Фермы уступили место коммерческим участкам – горы лысых покрышек; угловатые утесы, сложенные из плит шлакобетона; поля, заставленные кабинками, которые крепят на кузовах пикапов, превращая их в домики на колесах. Айра не помнил, как они называются. Это досаждало ему, он любил знать названия всяких вещей, конкретные, точные, отвечающие их назначению.

– Еловый Лог, – сказала Мэгги.

– Не понял?

Она повернулась на сиденье, посмотрела назад. И сказала:

– Еловый Лог! Дорога, которая ведет к Фионе! Мы только что проехали поворот на нее.

– Ах да, Еловый Лог, – сказал Айра. Никаких ассоциаций.

– Айра, – сказала Мэгги.

– Ммм?

– Совсем же недалеко отсюда.

– Нет, – сказал он.

И посмотрел на нее. Ладони сжаты, лицо повернуто к нему, губы подобраны, словно она ждет от него определенных слов (как ждала правильного ответа от Джесси, когда заставляла его зубрить таблицу умножения).

– Ведь так? – спросила она.

– Нет, – ответил он.

Мэгги не поняла, набрала воздуху в грудь, чтобы заспорить. Однако Айра сказал:

– Нет. По-моему, недалеко.

– Так ты хочешь сказать, что отвезешь меня туда?

– Ну… – А следом: – Ладно, день мы и так уже, считай, потеряли, верно?

Он включил поворотник и начал искать место, где можно развернуться.

– Спасибо, Айра, – сказала Мэгги, сдвинулась по сиденью, насколько позволил ремень, и легонько чмокнула его за ухом.

– Хмф, – буркнул Айра, однако недовольство в его тоне было больше того, какое он испытывал на деле.

Развернув машину, для чего пришлось заехать на двор лесного склада, Айра поехал назад и свернул налево, на дорогу под названием «Еловый Лог». Пыльные лучи как будто пленкой затянули ветровое стекло. Мэгги сдвинула очки повыше, Айра опустил солнечный козырек.

Не затуманившееся ли ветровое стекло снова вернуло его мысли к той поездке в «Харборплейс»? Так или иначе, а по какой-то причине он вдруг вспомнил, что именно вызвало в тот день слезы Дорри.

Стоя у кромки воды, окутанная туманом Дорри надумала открыть свой «чемодан» и показать его содержимое Айре. Ничего так уж сильно отличавшего эту поклажу от других подобных она в тот раз с собой не взяла. Обычные два или три сборника комиксов, вспомнил он, что-то из ее любимого сладкого – возможно, помятый кексик с размазанной по целлофану глазурью – и, конечно, принадлежавшая когда-то их матери шляпная лента со стразами. И наконец, главное ее сокровище: музыкальный журнальчик с Элвисом Пресли на обложке. Под фотографией шла надпись: «Король рока». Дорри обожала Элвиса Пресли. Обычно Айра ей потакал и даже покупал плакаты с Элвисом, когда те ему попадались, однако на сей раз был до того угнетен, что просто не мог не выйти из себя. «Элвис», – сказала счастливая Дорри, и Айра ответил: «Ради бога, Дорри, разве ты не знаешь, что он умер?»

Улыбка сошла с ее лица, глаза наполнились слезами, и Айру пронзили угрызения совести. Все в Дорри мгновенно опечалило его: короткая стрижка, потрескавшиеся губы, тонкое лицо, такое невзрачное и милое, хоть этого никто не замечал. Он обнял сестру за плечи, прижал к себе ее костлявое тельце и взглянул поверх головы Дорри на плававший в тумане «Констеллэйшн». Верхушки его мачт истончились, канаты и цепи растаяли в дымке, и старый корабль, окутанный клубами тумана, которые можно было по ошибке принять за пелену времени, в кои-то веки выглядел на свои настоящие года. Джуни потеснее прижалась к Айре с другого боку, Мэгги и Сэм не сводили с него глаз, ожидая, когда он скажет им, что делать дальше. В те мгновения он понял, в чем состоит настоящая расточительность. Господи, да. Не в том, что ему приходится содержать этих людей, а в его неспособности уяснить, как сильно он их любит. Он любил даже своего обшарпанного неудачника-отца, даже память о своей бедной матери, такой хорошенькой, но никогда об этом не узнавшей, потому что всякий раз, как она подходила к зеркалу, у нее от застенчивости перекашивался рот.