Уран. Роман-реконструкция - [44]

— Товарищ Воронцов? Давно хотел познакомиться! Аус, Юри Раймондович.

Рукопожатие майора было не мягче и не тверже необходимого, это не понравилось Алексею. Голубовато-известковые глаза улыбались, это настораживало.

— Странно, давно.

— Что, простите?..

— Давно хотели познакомиться и не вызвали меня повесткой… Да, по вопросу гибели шофера Ищенко — имею стопроцентное алиби. В тот вечер я был помещен в больницу с воспалением легких.

Аус рассмеялся, заражая смехом подбежавших детей.

— Подготовился!

Алексей поморщился от животного визга, который бегом понесла в перелесок миловидная девочка в синих бантах и белых носочках. Подумалось: майору лет сорок с небольшим. Значит, в тридцать седьмом — двадцать пять. Конечно, тогда уже состоял на службе. Расследовал, готовил основания для обвинений, допрашивал. Тем же спокойным, доброжелательным взглядом смотрел в глаза, ослепшие от страха, от яркого света направленной лампы. Интересно, как потерял руку. Впрочем, что мне за дело! Наплевать.

Подошла Ангелина Лазаревна, с кислой улыбкой обратилась к Воронцову:

— Напрасно вы тащили патефон, я бы послала водителя с машиной. Не нужно потакать капризам Ниночки, она привыкла истязать мужчин. К тому же все иголки стерлись, а портить новые пластинки я не дам. Вы, может быть, не знаете, но патефонные иголки — страшный дефицит!

Нина, помогавшая подруге расстилать на траве газеты под скатерть, услышала, вскочила, вынула из кармана коробочку, потрясла с победным видом.

— Иголки есть.

— Откуда? — изумилась мать.

— Секрет!

Тем временем на скатерти оформлялся богатый стол с домашними соленьями и пирогами, перченой колбасой и прозрачными ломтями сала на фарфоровых тарелках. Шофер директора вынес из машины казанок дымящегося плова и целый противень с кусками жареной курятины. К месту сбора подходили новые гости — парторг с женой и сыном, главный энергетик комбината, начальник милиции Лозовой.

Гаков открыл бутылку вина, сосчитав хлопочущих у стола и рядом женщин, разлил по стаканам. Мужчинам водка в пузатые стопки. Детям — лимонад «Дюшес». Комсорг Ремчуков помогал Ниночке наладить патефон, невзрачная подружка доставала из конвертов пластинки с красными бумажными наклейками, богато тисненными золотом.

Гаков поднял стопку — та же пустая трескотня, что целый день лилась из черных репродукторов. Неужели сам верит в то, что говорит? Директор человек неглупый, дотошный, проницательный. Многое повидал.

И всё же верит, решил Воронцов. Слова укрепляют стены непрочного храма. Директор из тех немногих, кто понимает: без этой не рассуждающей крестьянской веры глиняный колосс обрушится и погребет их всех под обломками.

Кто еще? Лица дышали пьяной радостью весеннего теплого дня, предвкушением гастрономических излишеств. Женщины не в счет, они текут за мужьями, как водоросли за рыболовной сетью. Лозовой, Ремчуков, главный инженер Бутко? Эстонец Аус — вот кто знает твердую цену словам. Для такого убить человека — точно гусеницу раздавить.

«А для меня? Мне ли судить человека, которого вижу впервые в жизни?»

Усмиряя внезапную дрожь щек и верхней губы, Воронцов хватил водки. Взял кем-то поданную тарелку, встал у дерева и начал закидывать в рот еду, почти не заботясь о том, как выглядит в глазах окружающих.

Патефон зазвучал неожиданно громко, над речкой поплыла мелодия фокстрота «Цветущий май».

Краем глаза Алексей видел, как Нина закрутилась на ровной полянке у берега. Взлетела расклешенная юбка, высоко оголяя ноги в тонких чулках со швом. Подбежала, влезла под опущенный взгляд вырезом платья, взволнованно дышащей грудью.

— Идемте танцевать, Алексей Федорыч!

Выхватила из рук тарелку, поставила на землю. Почти насильно обняла.

Было неловко, даже неприятно касаться полной, с уже намечающимися складками спины этой мещанской Венеры, держать ее пухленькую потную ладонь. Ждал окончания музыки, но Ремчуков запустил пластинку снова, видя, что Лозовой и Гаков с женами только начали танец.

— Вы так смотрите, будто презираете меня, будто я для вас падшая женщина, — горячечно шептала Ниночка. — А ведь вы совсем, совсем меня не знаете! Я не могу жить без мечты, я даже хотела ехать на Север с экспедицией, если б не мое здоровье. А вы такой холодный, равнодушный человек! Думаю, если бы я погибала на ваших глазах, вы бы мимо прошли, даже не посмотрели.

— Но вы же не погибаете.

— Ах, я умираю, умираю! — она повисла на руках Воронцова, изображая мелодраматическую сцену. Он пошатнулся, пытаясь удержать крепко сбитое тело, оба едва не упали.

Нина распрямилась, рассмеялась невпопад, заливисто, громко. Побежала вдоль берега, схватив за руку некрасивую подругу.

Алексей с облегчением убедился, что женский интерес Ниночки в данном случае направлен на кого-то другого, присутствующего на пикнике, а сам он лишь выполняет функцию раздражителя. Интересно, кого она пытается заставить ревновать? Впрочем, не интересно совсем.

Закуска пробудила аппетит, он присел на край ковра, выбрал кусок румяной курицы, взял пирог. Приметил на фарфоровом блюде с синей каймой шоколадные пирожные-эклеры.

— Так вы, Алексей Федорыч, приобрели себе бостона на костюм? — кажется, второй раз за вечер поинтересовалась Ангелина.