Уран для Хусейна - [6]

С тех пор как, хлопнув дверью солидного академического института, Мишка грянул в запой, Бэбик стал одним из основных его спонсоров. Удача, правда, улыбалась шебутному пьянице нечасто ввиду затворнической жизни бывшего однокашника. Поэтому Мишка рванулся наперерез, радостно распахивая объятия.

— А я уж думал, ты помер! Две недели как не виделись… Эдик, займи тысяч двадцать, трубы горят и вообще. Или давай вместе освежимся? Посидим, вспомним молодость. Что-то ты плохо стал выглядеть, — заботливо подхватил он Бэбика под руку, — а я в одном английском журнале вычитал, — Мишка превосходно владел английским и немецким, — если пить по-умному, то есть по системе Кир-Буха, до ста лет доживешь без несчастья.

— А что это за система? — Бэбик понял, что просто так от Мишки не отделаешься, да и общение со старым приятелем внесло в унылую серость дня капельку веселого разнообразия.

— Вот возьми озверина, объясню. Целую лекцию прочту. Первый закон Кир-Буха гласит: проснувшись утром, не пей воду из-под крана сразу, дождись, пока пойдет холодная. Я проверял, старик прав, сушняк лучше снимает именно ледяная вода. Но водой душу не обманешь — это второй закон Кир-Буха…

— А может, завтра встретимся? — Робкая попытка вырваться из Мишкиных лап успеха не имела.

— Не откладывай на завтра то, что можно выпить сегодня. Третий и основной закон Кир-Буха. Их, кстати, более тридцати, законов этих. Пойдем в шоп, отоваримся, и я тебе все досконально растолкую.

Бэбик и сам не понял, как поддался на уговоры, под Мишкиным конвоем посетил штучный отдел гастронома, где лет пять уже не бывал, и купил целых четыре бутылки «Пшеничной» водки — согласно четвертому закону неведомого Кир-Буха, утверждающему, что лучше перебрать, чем недобрать. Хотя Мишка тут же выложил пятый закон, из чего следовало — сколько водки ни бери, все равно окажется, что надо бежать в магазин по новой.

Но самой большой загадкой для Бэбика стало другое. Каким-то непостижимым образом они с Мишкой оказались на кухне его квартиры-крепости, куда нога пришельца не ступала с того дня, как «скорая» увезла в больницу мать. Мишка по-хозяйски разливал водку по стаканам и выдавал все новые и новые законы гениального Кир-Буха; после второго стопарика Бэбик вдруг успокоился и понял, что нет ничего приятнее, нежели так вот уютно сидеть за кухонным столом и под маринованные огурчики и Мишкину непрерывную трепотню воспринимать, как водочка мирно растекается по истосковавшимся от трезвой жизни внутренностям.

Усидев два литра, единодушно решили продолжить, и вооруженный зеленой двадцаткой Мишка полетел за «Смирновской» — воспрявшая душа Бэбика потребовала разгуляева. Разгулялись не на шутку, Мишка приволок не только две литровые емкости кристально чистой водки, но и полдюжины банок германского пива. Друзья хватанули ерша — десятый закон Кир-Буха обязывал не запивать водку пивом, а смешивать напитки, гарантируя удивительные ощущения и необязательность закуски. С закуской, кстати, было не ахти.

От ерша Бэбик и расклеился. Оборвав очередную Мишкину байку, он не ведал, что творит: сбивчиво горячим шепотом поведал о дедовых сокровищах, кляня судьбу-злодейку, не позволяющую без опаски воспользоваться сказочным наследством. Мишка слушал рассеянно, больше интересуясь содержимым пузатой американской бутылки, но время от времени вежливо поддакивал.

— Веришь, перееду в Женеву или Люксембург какой-нибудь, такой фестиваль устрою… Весь город на ушах будет стоять. — Бэбик, распустив по столу сопли, нес уже Бог весть что.

— Верю. — Мишка икнул. — Я в тебя всегда верил… Не забудь выключить телевизор — это тридцать третий и последний закон Кир… — Он снова икнул и свалился под стол. Бэбик потянулся, желая помочь другу, зацепился за табуретку и рухнул рядом с мгновенно захрапевшим Мишкой, тоже проваливаясь в лиловый туман.

Поток изначально разноцветных, но одинаково серых под облепившим их снегом машин, пробиваясь сквозь пелену снегопада, огибал установленный посреди площади памятник — высоченный четырехгранный столб, увенчанный огромным орденом Победы. Один из прожекторов подсветки бил прямо в окно Сэтовой квартиры и заставлял стоявшего у отдернутой шторы Сашку близоруко щуриться. Разглядеть из-за слепящего луча утонувший в сумрачной февральской круговерти родной Минск, за четыре года малость изменившийся, возможным не представлялось.

В двухкомнатной квартире Сэт жил один. Отец, отхвативший в конце семидесятых полковничью папаху, безвременно скончался при весьма загадочных обстоятельствах. Незадолго до трагической гибели первого секретаря ЦК КПБ Машерова его труп обнаружили в будке телефона-автомата возле кафе «Весна», наискосок от здания республиканского КГБ. Врачи констатировали смерть от инфаркта, хотя полковник на сердце сроду не жаловался и вообще отличался отменным здоровьем. Спустя три года в семейную оградку на Московском кладбище положили гроб с телом Серегиной матери, сильно горевавшей по мужу и израненному в Афганистане сыну. К счастью, Сэт к тому времени успел вернуться в Минск и отвоевал, потрясая афганскими наградами, право сохранить за собой родительскую квартиру. Хотя шустряки из райисполкома нацелились было выкурить его куда-то на окраину.