Уран для Хусейна - [5]

Наследство от Льва Исааковича осталось весьма значительное. Дача на Птичи, квартира в центре Минска, «Волга», ржавевшая в кирпичном отапливаемом гараже, поскольку Бэбик даже по городу ездить боялся и за баранку садился только в случае крайней необходимости, — все это было лишь видимой частью нажитого дедом состояния. Умиравшая от рака мать передала Бэбику невероятное количество сберкнижек на предъявителя, показала десяток тайников, набитых золотыми изделиями и монетами. Отдельно хранилось пятьсот тысяч вечнозеленых долларов и мешочек с бриллиантами старинной огранки. А год спустя, роясь в дачном сарае, наследник обнаружил три миллиона рублей, закатанные в трехлитровые банки.

Но на дворе стоял девяносто третий год, и денежки, кроме нумизматической, иной ценности не представляли.

Казалось бы, с такой материальной поддержкой в эпоху новых экономических отношений можно взлететь в поднебесную высь, но Бэбик Бэбиком и остался. Не то чтобы использовать капитал — даже заикнуться о нем боялся. Правда, поскольку за тунеядство преследовать перестали, бросил бегать по утрам в лабораторию НИИ растениеводства, где честно тянул лямку лаборанта, но этим и ограничился. Осторожно тратил доллар-другой на неприметную серенькую жизнь и… мечтал.

Вот мечтать он умел, все-таки абсолютно бесталанных людей не бывает. Воображение у Бэбика было развито не хуже, нежели у какого-нибудь писателя-фантаста, лауреата премии Хьюго, заслужить которую совсем-совсем непросто. Правда, при обилии красок и оттенков, Бэбиковы мечты отличались некоторым однообразием, в основном сводясь к переезду в тихую благополучную Швейцарию, собственной вилле с бассейном и дозволенными правилами приличия развлечениями.

Однако взять и уехать наяву — это у обленившегося мечтателя в голове не укладывалось. Со всех сторон раздавались крики о росте преступности, о головорезах, подстерегающих всплывших из тины застойного болота богатеев, с автоматами Калашникова и утюгами неизвестного конструктора, о бесчинстве чиновников, напрямую с этими головорезами связанных, и о многом, еще более ужасающем. Бэбик уверовал, что стоит высунуться, хоть кому-то позволить прознать о дедовом наследстве — вмиг пустят по миру, не оставив зеленой десятки на сигареты. А могут и жизни лишить, скрывая следы преступления. Но уехать хотелось с каждым днем все сильнее, и он начал мечтать о Добрых людях, согласных за определенную плату помочь ему перебраться за кордон не только живым и невредимым, но и со средствами на новую жизнь. Где искать такого самаритянина, Бэбик понятия не имел, однако почему-то верил, что в один прекрасный день тот остановит своего ослика под окнами его трехкомнатной квартиры на Республиканской улице Минска…

Бэбик собирался в магазин за хлебом. Выходить из дому он старался как можно реже, раз в неделю закупал на рынке продукты, иногда навещал «Торговый дом на Немиге», приобретая необходимые промтовары, только вот за хлебушком приходилось бегать ежедневно — черствого не любил с детства.

Одевшись потеплее, подошел к зеркалу. Из мутной глубины прихожей, отразившись в деревянном прямоугольнике антикварной рамы, выплыла нелепая фигура сравнительно молодого брюнета с усталым лицом, одетого в потертую канадскую дубленку — мечту модников конца семидесятых — и заношенные джинсы. Новых шмоток Бэбик не покупал, боясь привлечь внимание уголовников, так и кишащих, по его мнению, возле прилавков валютных магазинов. Менять доллары на белорусских зверят тоже боялся, потихоньку потрошил книжки на предъявителя, изымал остатки съеденных инфляцией дедовых вкладов, с каждым днем ужасаясь, как колоссальные некогда суммы превращаются в сущие гроши.

Февраль забросал двор длинного семиэтажного дома липким ноздреватым снегом, кое-где уже перевоплотившимся в грязные противные лужицы. На стоянке, прямо напротив подъезда, у задравшего капот желтого пожилого «мерседеса» возились двое. Точнее, в движке ковырялся один — владелец машины Игорь, живший этажом ниже Бэбика. Второй, бывший одноклассник Бэбика Мишка, вымораживал у Игоря лежавшую на заднем сиденье «мерседеса» бутылку водки.

— Ну некогда мне, как ты не поймешь, — злился Игорь, невпопад тыча отверткой, — видишь, тачка разваливается, надо на сервис ехать.

— Так я сам выпью… За твое здоровье и за тачкино, — неопохмеленный Мишка, спившийся за последние годы окончательно, не понимал, как можно, имея бутылку, куда-то там ехать.

— Эх, Мишка, Мишка. — Игорь покачал головой. — Лучшим математиком школы был, РТИ окончил, а теперь… Шел бы ко мне в СП, нам электронщики твоего класса во как нужны.

— У вас пить нельзя, а мне нельзя не пить. Баба одна погадала, брошу — помру. Не дай подохнуть раньше срока, налей стаканчик.

Игорь захлопнул капот и с сожалением оглядел Мишку с ног до головы.

— Нет, старик. Мне не водки, тебя жалко. Относительно работы вполне серьезно говорю — придешь, возьму под свою ответственность. Между прочим, народ к нам ломится, конкурс бешеный. Просто я еще считаю, что ты не совсем конченый, толк из тебя выйдет.

— Душа из меня сейчас выйдет, жлобина! — Мишка зло сплюнул и тут увидел Бэбика. — О-о, Бэбуард! Ты-то мне и нужен.