Уральские стихи - [13]

Бой отчаянный, рейд ночной.

Надо в будущем знать мужчинам,

Что испытывал старшина:

Между младшим и старшим чином —

Три атаки и ночь без сна.

Лейтенант… капитан… полковник…

Генерал… Тяжелы пути.

Даже вспомнить их нелегко мне,

А не то что опять пройти.

Стал с годами не только старше, —

Стал мудрее. Вперед иди.

Как положено. Дальше — маршал…

Будешь? Может быть… Погоди.

Не спеши. Тут не те высоты.

Не мосты. Не поля. Не доты.

Это — было. Не мудрено.

Тут и смелость нужна иная.

А какая — и сам не знаю.

Знал бы — маршалом стал давно.

1955

* * *

И песня моя и хвастливая речь

Тебя не могли ни пленить, ни привлечь.

И понял мальчишка — напрасно старался.

И вдруг растерялся,

Умолк, убежал.

Сперва я грустил, а когда возмужал,

Решил: о несбывшемся думать не стану

И в окна твои и в глаза я не гляну.

И тут ты сама потянулась ко мне —

Сказать собралась о какой–то вине.

Моя возмужалость и грустная зрелость…

Так вот ты на что засмотрелась!

1955

* * *

Я знаю, детство, ты не близко,

Но все припомнить я смогу

У голых гор Новороссийска

На черноморском берегу,

Где по утрам, в песке играя,

Я ждал товарищей своих

И где, ракушки собирая,

Я под рубаху прятал их,

Где пролетала чаек стая

И где, теряя холодок,

Между ребячьих пальцев таял

Медузы трепетный ледок,

Где летом, в жаркую погоду,

Когда прибой не так высок,

Ложился я ногами в воду,

А головою на песок

И ждал, когда — одна, другая

Крутые волны, без конца

С веселым шумом набегая,

Коснутся ласково лица,

И убирался торопливо,

Когда накатывал прибой.

Залив полоской голубой

И виноградник над заливом

Припоминаются… Сюда

Водили нас, детей, бывало.

Не позабыть мне никогда

Прохлады винного подвала,

Восторженного шепотка,

Бутылки, пахнущей землею,

Не позабыть никак глотка —

Наперстка, выпитого мною.

Старик, известный винодел,

Любой бутылкой дорожил,

А с нами выпить захотел

И хмелем голову вскружил.

То солнца южного настой,

То виноградный терпкий сок,

Такой пьянящий и густой,

Лучом стреляющий в висок.

Я по тропам бродил скалистым,

Не уставая бормотал,

Ловил мелодию… Горнистом

Я с той поры в отряде стал.

И победителем счастливым

Трубил я, стоя на скале,

Трубил в вечерней полумгле,

И мне казалось, над заливом,

Над морем руку я простер.

За мною лагерный костер,

И флаг над ним... Легко и верно

Я ноты брал, — особый дар!　

С тех пор победный звук фанфар

И полюбился мне, наверно.

Потом с любимой здесь бывал

(Десяток лет — немалый срок).

Цветное платье раздувал

Морской весенний ветерок

И звал, заманивая нас,

По золотым следам светил,

Я точно помню: в первый раз

Тогда я сердце ощутил.

Гляжу я девушке в лицо

И, помню, так ей говорю:

«И этих гор полукольцо,

И море — все тебе дарю!

Прими, прошу, из добрых рук,

Прими по праву, навсегда!»

Сквозь шум прибоя трубный звук

Опять услышал я тогда.

Она взглянула: как понять ей?

Серьезно я или шучу?

А я схватил ее в объятья:

Кружу, целую и молчу.

А через год мы вместе жили,

Теснились в комнатке одной.

Где наши книги мы сложили

Между кроватью и стеной

И где я мог раскинуть руки

Легко от двери до окна.

Мы никогда не знали скуки,

Мы дружно жили, но жена

Напоминала очень часто:

«А помнишь, ты мне говорил.

Что целый мир мне подарил? —

И улыбалась: — Как ты хвастал!»

Я отвечал ей: «Погоди!»

И для победы ставил сроки

И то, что было лишь в намеке,

Свершенным видел впереди.

Какой бы ни была работа,

Я о себе не мог молчать

И стал с годами замечать,

Что мне похвастаться охота.

Да, черт возьми, жена права,

Но дело, видимо, простое:

Еще кружится голова

От виноградного настоя.

Ночами думая, курил,

Сомненья всякие гоня,

И сам с собою говорил,

Что все отлично у меня,

Что я других сильней и выше,

Лишь пожелаю — и смогу.

Я всякий раз фанфары слышал,

Как в детстве — там, на берегу, —

Хотя жена, порой с упреком,

С усмешкой дружеской порой,

Мне говорила: «Как высоко

Ни залетаешь, мой герой,

Не признает тебя столица»…

Я злобу сдерживал с трудом,

Потом решил: не буду злиться,

Потом задумался, потом

Впервые в жизни захотелось

Взглянуть трезвее на себя.

Но без иронии, любя.

И понял я, что это смелость —

С самим собой затеять спор

И устремиться к новой цели

И делать дело с этих пор

Без грома музыки, без хмеля.

И в полуночной тишине

Едва не крикнул я: — Ура,

Приходит мужество ко мне!

Давно пора, давно пора!

В нем — трезвость, строгость, глубина,

Высоких замыслов порог.

«А юность?» -—спросите. Она

Прекрасна. Но всему свой срок.

«А детство? — спросите. — Оно

Забудется?» Нет, не могу

Забыть, что было так давно

На черноморском берегу:

Ракушки, галька, птичий гам,

Прибрежный крепкий ветерок…

Но жить и чувствовать, как там, —

Уже нельзя. Всему свой срок.

И хмель тех отдаленных лет,

И музыка тех давних дней —

Они пленительны, но — нет!

Пусть будет строже и ясней.

1956

* * *

Половину сердца отдаю.

Не берешь? Всего отдать не смею.

Безраздельно я им не владею.

Я боец. Я каждый день в бою.

Без него нельзя — крута дорога.

Отдаю полсердца и молю:

Если ты подумаешь немного,

То поймешь, как я тебя люблю.

1956

* * *

Словцо нехитрое «потом»

Мне с детских лет знакомо.

Окликнет мать: «Пора и в дом!»

А что мне делать дома?

Уроки выполнил? Потом!

Ботинки вычистил? Потом!

Воды принес? Потом, потом…

До первых туч, до грома.

А за грибами — хоть сейчас,

А на рыбалку — в самый раз,

В лапту, в разведку — нет отказу,