Ураганы судьбы - [9]

И поэтому Оми пошла побродить в сад. Весенние розы карабкались по стенам дворца, забрызгивая полированные камни цвета слоновой кости своей кроваво-красной краской, хотя рано цветущие настурции почти вытесняли их запах. Она радушно принимала тёплые касания полуденного солнца, пальцы которого облегчали напряжение в её спине и плечах. Она улыбнулась, когда солнечный свет вспыхнул вдоль рукава её нефритового кимоно – богатство шёлка так необычно контрастировало с этим простым окружением.

Впереди престарелый служитель дворца полировал плитку соломенной метлой, наверняка сделанной его собственными руками. Сухие взмахи его кратких, решительных движений напомнили ей о звуках, производимых дворцовыми садовниками, когда они сгребали граблями гальку, формируя клумбы изумительных очертаний.

Сад Дзен всегда был одним из её любимых убежищ, и она проводила здесь больше времени, чем где бы то ни было ещё, с тех пор как вернулась в Синдикат Драконов и на Люсьен. Даже больше времени, чем в Дворце Единства, месте сосредоточения власти Дома Куриты, – несмотря на тяжёлые страдания её отца. Она и Хохиро очень хотели взбодрить его, но понимали, что великому Теодору Курите нельзя было показывать себя зависимым от кого бы то ни было, поэтому они держались в стороне. Даже пе-риодические игры с внуком не помогали унять горе координатора, – ребёнок в дворце постоянно напо-минал ему о потерянной жене. Поэтому Минору забрал ребёнка.

Так много потерь, даже в её семье… Было ли это ответом на вопросы Виктора? Или ответом для Оми, объясняющим, каким тяжёлым ударом стала для её отца потеря жены? Честь Курита осталась незапятнанной и семья сохранилась, но знать, что Дракон – координатор Синдиката Драконов и избранный Первый Лорд Звёздной Лиги – был сломлен событиями, находящимися вне его власти, даже если только на какое-то время…

Но ей бы не пришлось ничего из этого объяснять Виктору. Он всё понимал без слов. Если бы это бы-ло выше его понимания, они бы никогда не полюбили друг друга. А они полюбили. Вопреки предрас-судкам и разуму, они полюбили.

Оми подошла к дворнику. Старик отступил назад и преклонил колени, его измученные артритом ко-лени громко хрустнули. Он положил свою грубо смастерённую соломенную метлу перед собой и по-клонился, касаясь головой земли. Оми подумала о том, чтобы остановиться и сказать ему пару вежли-вых слов, но она знала, что то, что его заметили, только напугает этого простого человека. Поэтому она лишь поклонилась в благодарность за его службу. Он не увидит этого, но поймет, что она сделала это.

Принятие. Понятие, являющееся настолько же неотъемлемым элементом самурайской культуры Синдиката, как честь и долг. Так много трагедий, думала Оми, вспоминая как свою семью, так и семью Виктора. Так мало награды. Вот что значило быть рождённым в одном из правящих Домов Внутренней Сферы. Она принимала это. Виктор тоже, несмотря на его случающиеся время от времени попытки по-работать над созданием «совершенной» вселенной. Она не смогла сдержать грустной улыбки. В Син-дикате верили, что несовершенство было тем, что на самом деле и определяет жизнь.

Именно это также привлекало внимание Оми к беспорядку её садов.

У северо-восточной стены, где полуденное солнце светило в течение всего года, находились клумбы, которые Виктор высадил и за которыми лично ухаживал во время первых месяцев своего изгнания. Оми хорошо помнила то время, поскольку она разделила с ним боль потери его империи в пользу сестры. Без народа – без какой-либо настоящей политической значимости во Внутренней Сфере – он удалился на время в её дворцовый сад, чтобы работать своими руками на земле и поразмышлять о своей жизни и о своём будущем. Периоды таких раздумий в культуре Синдиката были почти священными. Оми однажды поклялась, что никогда не будет жалеть, если разделит с Виктором своё тело или свой дух, и он оправдал её веру в те дни, когда он почтил её своим решением быть с ней рядом.

Настурции, кстати, были его. Посаженные в частичной тени весенних роз, окружённые клумбой из битого белого мрамора, их яркие цвета привлекали глаз всюду, где на них падал прямой солнечный свет. Их сильный аромат мог быть чрезмерным, даже головокружительным. Они были прямыми, таким же предпочитал быть и Виктор, всегда, когда это было возможно. Они также были сильными и велико-душными. Точно таким же был и Виктор.

– Возьми это, – сказал он, когда они расставались на Могьёроде, до сих пор потрясённые неудавшим-ся покушением на её жизнь. Виктор держал в руках камень натами, который она подарила ему на Рож-дество год назад. Тот, который он назвал Путь Воина.

Оми попыталась отказаться.

– Он должен остаться с тобой.

Виктор улыбнулся и покачал головой.

– Он заслуживает иметь дом. Место, где мог бы чувствовать себя уютно. Для меня такое место было бы всегда рядом с тобой. Положи его в саду на Тукейиде, где ты его впервые дала мне. И если ты вер-нёшься на Люсьен, размести его между настурций у своего дворца, в тенистом уголке.

Он по памяти выбрал прекрасное место. Тот камень был насквозь пронизан ниточками красновато-синего кварца, который блестел, ловя случайный солнечный луч. На нём также была зигзагообразная линия из зёрнышек кристалла, тянущаяся по пустой поверхности, названная Виктором «тропой слёз». Оми часто доставала этот камень из его укрытия, держа его так, чтобы на него попадали яркие солнеч-ные лучи. Они мигали подобно крохотным звёздочкам, напоминая ей о пути Виктора со времён Могьё-рода. Из Ньютаун Сквер на Худ и Винтер. Затем, на Нью-Кейптаун и Ковентри. Потом – на Аларион и Йорк, который чуть не стал его концом, а теперь, в скором времени – на Халфуэй.