Ураган в сердце - [84]

Выражение лица Уайлдера не изменилось.

– А что вам в них?

– Для вас они очень важны, верно?

– Ясное дело, мы на них строим всю свою систему распространения.

– Я говорю не о том, важны ли они для компании, я говорю – важны для вас.

– Если это важно для компании, это важно и для меня.

– Только, наверное, как-то по-другому.

– По-вашему, они не стоят той работы, какую я в них вкладываю, вы об этом?

– Возможно, над этим вопросом стоит порассуждать минутку, а то и две.

– Ладно, ваша взяла – изучайте, – произнес Уайлдер, по губам которого скользнула холодная усмешка, а в голосе безошибочно слышался вызов.

Призвав на помощь выдержку, напоминая себе: не будь Уайлдер таким человеком, не оказался бы тут, – Карр пустил речь по заранее выбранному руслу своей выверенной методики.

– А давайте-ка вернемся к дням вашего детства – к первому вашему устремлению, к вашей первой мечте о том, кем вы собираетесь стать в жизни.

– Мое первое устремление? – повторил Уайлдер. – У меня его никогда не было. Я не знал, чем хочу заниматься.

– Наверняка вы не успели сильно состариться к тому времени, когда выбрали театральную карьеру?

– Никогда ничего подобного не выбирал, – упорствовал Уайлдер. – К тому, что вы имеете в виду, я ближе всего подошел, ну да, когда еще совсем мальчишкой вдруг вбил себе в голову, что хочу стать зарубежным корреспондентом.

– Да, это мне понятно, притом что отец ваш был редактором газеты.

– Нет, это не из-за отца, – перебил больной, поколебался немного, решая, стоит ли продолжать, и закрыл тему словами: – Да и продолжалось не очень долго.

– Сколько вам было лет, когда вы устроили то карнавальное шествие, о котором писалось в «Лайф»?

– Не помню, семнадцать или восемнадцать. Восемнадцать, кажется. Это было в то лето, когда я школу окончил.

– Не хотите ли вы сказать, будто к тому времени и ведать не ведали, куда путь держать?

– Так оно и было – не знал.

– Да бросьте, – ворчливо улыбнулся врач. – Еще месяц – и вы отправитесь в Колфакский колледж. И пошли вы на отделение драмы. Ни один мальчик такого не сделает, если им не движет сильная устремленность к чему-то. А с той поры вы двинулись по одной прямой линии: радио, кино, телевидение, бродвейская сцена…

– Возможно, вам линия и кажется прямой, – перебил Уайлдер, – только она такой не была.

– Нет?

Уайлдер резко замотал головой.

– Я только то и делал, что играл в шарик там, куда он отскакивал. И это совсем не по прямой линии. Шарик скок-поскок и еще раз скок, – рука больного заходила зигзагом, обозначая извилистый путь, – как шарик в пинг-понге. – Мысль явно пришлась ему по вкусу. – Этим вся моя жизнь и была – игрой в пинг-понг. Или, по крайней мере, до тех пор, пока я в «Крауч карпет» не приземлился.

– Да, это хорошее описание того, как многие люди и впрямь проживают свои жизни, – уступил доктор, заметив себе, что сравнение с пинг-понгом может пригодиться ему в книге. – Однако вернемся еще на минуту-другую к тому шествию. Не хотите ли вы сказать…

– Ладно, я вам расскажу, как все произошло, – вяло выговорил Уайлдер, словно в конец выдохся. – Вы бывали когда-нибудь в Айове? Имеете представление, на что это похоже – маленький сельский городок?

– Нет, боюсь, что не имею, – отозвался доктор Карр, пытаясь взять легкий тон. – Самое близкое, насколько я приближался к Айове – пролетал как-то по пути на совещание медиков в Сан-Франциско.

– Хэйгуд – городок самый сельский. Главная улица в пять кварталов. Станция в одном ее конце, здание суда – в другом. А за пределами этого одни сплошные кукурузные поля. Фермы, на которых свиней и бычков выращивали. Вечерами в субботу, когда в городок приезжали фермеры, только о том и слышишь, как кукуруза растет, как себя цены на молодняк поведут. Вот как было тогда, в тридцатые. Кукуруза не росла из-за засухи, а Депрессия лишила опоры рынок животноводства. Вы помните про УОР[14]?

– Разумеется, – тут же кивнул доктор, стараясь поощрить этот, по всей видимости, прорыв в сдержанности Уайлдера.

– Ну так это было частью деятельности управления, программа правительственной подачки, которая удержала бы фермеров Айовы от чрезмерных беспокойств о кукурузе и молодняке, каковые помешали бы им снова проголосовать за Ф.Д.Р. Кому-то там, на востоке, пришло в голову, что решить задачу можно, привнеся немного культуры в жизнь этих несчастных темных скотоводов, а потому была запущена программа регионального театра. Дед мой был политической шестеренкой – естественно, он имел доступ к казенной кормушке и привез кусочек сальца для Хэйгуда. Две тысячи долларов. Сейчас это были бы сущие пустяки, но тогда куш был крупный. Организовали, значит, Хэйгудский региональный театр, руководить им прислали из Нью-Йорка человека по имени Лесли Дуайт. Любой выходец с востока на радушие у нас мог не рассчитывать: Уолл-стрит была обиталищем дьявола, – и Лесли Дуайт ничем себе не помог, заявившись к нам с козлиной бородкой и выговором завсегдатая дамских чаепитий. Говорили, что он был режиссером на Бродвее, ну, с театром он долго был связан, я у него многому научился, только малый еще и начать не успел, а ему уже дважды бойкот устраивали. Единственная причина, по которой он продержался так долго, – это самое юбилейное карнавальное шествие.