Ураган Уайетта - [12]

— В прошлом году люди Серрюрье схватили его в горах. Там происходила стычка, и пленников не брали. Фавеля убили. Об этом сообщали в газетах. — Он недоуменно поднял брови. — А почему вы им интересуетесь?

— Да ходят слухи, что он жив, — сказал Костон. — Я об этом слушал только сегодня утром.

Хансен посмотрел на Уайетта, Уайетт на Хансена. Уайетт сказал:

— Не этим ли объясняется кошмар прошлой ночи? — И, обращаясь к Костону, пояснил: — Прошлой ночью в городе было много войск.

— Я тоже видел, — сказал Костон. — А кто этот Фавель?

— Не притворяйтесь, — сказал Уайетт. — Вы же репортер, вы знаете это так же, как я.

Костон улыбнулся и сказал без тени смущения:

— А я хочу знать взгляды других. Так сказать, объективное мнение. Как ученый, вы должны ценить это.

— Так кто же такой этот Фавель? — вмешалась Джули.

Костон сказал:

— Кость в горле Серрюрье. Серрюрье называет его бандитом, а Фавель предпочитает называть себя патриотом. Я думаю, что правда скорее на стороне Фавеля. До того, как сообщили о его смерти, он скрывался в горах и доставлял Серрюрье немало хлопот. После никаких сведений о нем не поступало — до сих пор.

— Не верю, что он жив, — сказал Хансен. — Мы бы, наверное, знали об этом.

— У него могло быть достаточно ума, чтобы, пользуясь слухами о своей смерти, залечь на дно и копить силы.

— А может, он болел, — сказал Уайетт.

— Может быть, — сказал Костон и обратился к Хансену, — ну и что вы думаете по этому поводу?

— Вся моя информация исходит из газет, — сказал Хансен: — к тому же мой французский не так уж хорош, — во всяком случае, это не тот французский, на котором изъясняются тут. — Он наклонился вперед. — Послушайте, мистер Костон. Мы ведь тут на базе подчиняемся военной дисциплине. Был приказ ни в коем случае не вмешиваться в местные дела, даже не интересоваться ими. Стоит нам сунуть свой нос во что-то, нас ждут крупные неприятности. Даже если мы сможем вырваться из лап головорезов Серрюрье, с нас сдерет шкуру командующий Брукс. Было тут несколько случаев, в основном с рядовыми. Их мгновенно выслали в Штаты, где их на год или два посадили за решетку. Я, кстати, собирался вам вчера об этом рассказать, но этот Доусон помешал.

— Понятно, — сказал Костон. — Что ж, прошу прощения. Я не представлял себе ваши трудности.

— Ничего, — ответил Хансен. — Вы ж не обязаны были знать. Но я должен еще добавить, что нас особенно предостерегают против разговоров с заезжими репортерами.

— Да, никто нас не любит, — сказал Костон со вздохом.

— Разумеется, — подтвердил Хансен. — Все обычно что-то скрывают, но наши причины особенные — мы стремимся не создавать здесь поводов для нарушения спокойствия. Вы же сами знаете лучше меня — там, где появляется репортер, жди беды.

— Я бы не сказал, дело обстоит как раз наоборот, где случается беда, появляется репортер. Беда приходит вначале. — Он резко переменил тему. — Кстати, о Доусоне. Он, оказывается, тоже остановился в «Империале». Когда мы сегодня утром выходили из отеля, мы видели его в ресторане. Он боролся с похмельем с помощью сырых яиц и бутылки виски.

Уайетт спросил:

— Вы ведь на самом деле не в отпуске, а, Костон?

Костон вздохнул.

— Мой шеф считает, что я в отпуске. Но я прибыл сюда в порядке небольшого личного расследования. До меня доходили разные слухи и отголоски слухов. К примеру, в эти края направлялось довольно много оружия. Оно шло не на Кубу и не в Южную Америку, это я выяснил, — значит, оно оседает где-то здесь. Я рассказал об этом моему шефу, но он не согласился с моими доводами, или, как он выразился, домыслами. Однако я привык доверять себе, поэтому я взял отгул и вот я здесь.

— Ну, и нашли вы то, что ищете?

— Знаете, очень боюсь, что нашел.

II

Уайетт медленно вел машину по окраине Сен-Пьера. Толчея на улицах не позволяла ехать быстрее. Полуголые мальчишки, рискуя быть задавленными, перебегали дорогу прямо перед носом автомобиля и заливались веселым смехом, услышав тревожные гудки клаксона; повозки, запряженные быками, перегруженные грузовики постоянно создавали пробки; кругом стоял оглушительный шум, — словом, это была обычная городская суета. Выехав из города, Уайетт вздохнул с облегчением и прибавил скорость.

Дорога к Сен-Мишелю шла через цветущую долину Негрито, окаймленную плантациями бананов, ананасов и сахарного тростника, на которые хмуро взирали вершины Святых гор.

— Похоже, что тревога прошлой ночью была ложной, — заметил Уайетт. — Несмотря на то, что говорил утром Костон.

— Никак не могу понять, нравится мне Костон или нет, — сказала Джули задумчиво. — Вообще-то газетчики обычно напоминают мне стервятников.

— Я чувствую с ними какое-то родство, — сказал Уайетт. — Он зарабатывает на всяческих несчастьях, и я тоже.

Джули была шокирована.

— Нет, это совсем другое дело. Ты все же стараешься предупредить несчастья.

— Ну, и он тоже, так он во всяком случае сам говорит. Я читал кое-что из его статей. По-моему, очень неплохо. У него есть сочувствие к ближнему. Я думаю, он искренне огорчен тем, что оказался прав в данной ситуации, если все же он прав, конечно. Моли Бога, чтобы это оказалось не так.